– Дяденька священник, я слышал, как вы с бабкой Дарьей разговаривали. Я могу вам рассказать о той школе. А вы от партизан?

Отец Андрей промолчал. Не то чтобы он опасался, что мальчик является немецким агентом. Но ведь может проболтаться. А тот продолжал:

– Не бойтесь, я никому не скажу.

– А ты кто такой?

– Паша Савич меня зовут. Я не местный, я из Барановичей. Но теперь вот тут с мамкой живу, у тетки.

– Пойдем, Паша, поговорим.

Они заняли место на завалинке. Место было хорошее – подслушать никто не мог. А что священник беседует с отроком, что ж тут такого?

– Дяденька священник, в школе живут специальные солдаты, они сражаются с партизанами.

– А откуда ты это знаешь?

– Я немецкий знаю. В Барановичах моя мамка работала в прислугах у немцев. Не у военных. Они тут то ли чем-то торговать собирались, то ли панами хотели стать[39]. И я там жил вроде как слугой, делал, что скажут. Но эти немцы еще осенью удрали. Там, в Барановичах, все немцы боятся партизан. Тут еще не так, потому там партизан больше. Тогда моя мамка сюда перебралась. Но я успел немецкому выучиться. Но тут я делаю вид, что ничего не понимаю…

Мальчик скорчил рожу «я у мамы дурачок».

– Я убогим прикидываюсь, а сам хожу и слушаю. Немцы на меня внимания не обращают. Даже иногда конфетку дают… – продолжал Паша.

– И что ты услышал?

– У нашей соседки, у тетки Надежды, немец квартирует. Не офицер, но и не солдат. Фельдфебель. Из этих, которые с бляхами на груди. Как их… А… Жандармы. Так вот, на днях он самогонку пил с дружками, тоже жандармами. Напились они – прям как наши мужики на праздник. И один из немцев стал говорить. Дескать, все ему надоело. Снова скоро придется мотаться по лесам с этими пятнистыми верфольфами. А что такое вервольф?

– Демон. Оборотень. Человек, который ночью становится волком, – пояснил священник, неплохо в свое время учившийся в семинарии. – Но ты рассказывай.

– А дальше немец говорит, что, мол, ездим почти без охраны, две машины через лес. Когда-нибудь нас партизаны накроют. Да и эту жестянку железнодорожную, дескать, когда ехали, в прошлый раз партизаны обстреляли. Там на дороге в… Я не разобрал. Он так долго и непонятно это название выговаривал… Да и пьяный был. Но это где-то там, за Мостами. Потому что говорил – до Мостов еще ничего, а дальше вообще никакой охраны вокруг железки. Когда-нибудь пустят нас под откос. Другой ему говорит: так ведь этих вервольфов и возят, чтобы партизан победили. А тот совсем пьяный стал, говорит, дескать, никого они не победят, прошлых всех партизаны побили. А их и в самом деле побили?

– Я точно не знаю, но немцам виднее, – честно ответил отец Андрей.

– Вот. А потом уже ничего интересного. Они песни стали горланить…

И тут мальчик переменил тему:

– Дяденька, а отведите меня к партизанам. Я знаю, где у немцев винтовку и гранаты можно украсть…

Отцу Андрею пришлось приложить много сил, чтобы убедить мальчишку не делать глупостей. Говорил он и о матери, которая останется одна, и о многом другом. Но убедил Пашу такой аргумент:

– Я видел партизан. Они все здоровые дядьки, выше меня. И оружием обвешаны с головы до ног. Но им нужно было узнать про эту школу, а сюда они пройти не смогли. А ты смог узнать. Так что ты больше пользы сделаешь, если тут останешься…

– Вот так вот. Есть теперь у вас там свой человек. Парнишка он шустрый, – закончил рассказ священник. – Но уже стемнело. Я поехал. Если еще будет что нужно, обращайтесь. Храни вас Бог.

* * *

Перед дорогой назад партизаны решили устроить перекур.

– Я вот одно не понял из этого рассказа, – сказал Макаров. – Где ж хваленая немецкая дисциплина? Ихние унтеры пьянствуют и разбалтывают военные тайны. И не кто-нибудь, а жандармы. А это, как я понимаю, не простые солдаты.

– Ха, браток, ты не очень-то доверяй этим рассказам про образцовый немецкий порядок. Вот был случай, Серега не даст соврать. В прошлом году приходим мы на новое место. Стали у народа выяснять, что тут и почем. И узнаем, в числе прочего, такую историю. В одном селе стоял гарнизон. Там были немцы и «восточники». И вот незадолго до нас ГФП расстреляло трех немецких офицеров, пятерых солдат и человек пятнадцать «восточников», украинцев. Мы думаем – что такое? Ладно «восточники» – их фрицы за людей не считают. Но своих за просто так они к стенке ставить не будут. Думали – может, какие антифашисты в кои-то веки объявились? А знаешь, что оказалось? Эти украинцы научили своих немецких камрадов самогон гнать. Тем очень понравилось, весь гарнизон с утра до вечера ходил в дымину. Мало того. Фрицы быстро приноровились красть сахар для самогона с продуктового склада. Я думаю, еще немного – и они оружие и боеприпасы стали бы партизанам продавать. Кстати, говорят, что в восемнадцатом такое случалось. Вот ГФП и приняло крутые меры, чтобы разложение не распространялось.

– А мы-то, дураки, рельсы взрываем. Оказывается, вот как надо с немцами бороться! Самогоном! – хохотнул Макаров.

– А меня вот заинтересовало другое, – прервал веселье Мельников. – Где-то возле железной дороги за Мостами. Но явно не в Лиде. Это и пьяный фриц сможет выговорить. Информации пока что маловато…

27 мая, штаб партизанского отряда

Все началось с того, что в этот день Сухих с несколькими автоматчиками отправился на встречу с обер-лейтенантом Мильке – расспросить его о местах, лежащих севернее города Мосты. Но тот помочь ничем не мог (или не хотел). По его словам, те места лежали совершенно вне его компетенции. А офицер – не турист, чтобы шляться, куда ему захочется. Зато Мильке сообщил очень интересные вещи. Его вызвал майор Дикс. Вызвал, правда, неофициально – через одного из людей, которые, судя по всему, также работали в ГФП. Лейтенант шел на эту встречу в очень скверном настроении. Неофициальный вызов решительно ничего не значил. Гестапо вермахта вообще предпочитало обделывать свои дела без лишнего шума. Тем более что немецкое начальство – и официальное, и тайное – вело себя необычно. После побега двух солдат-«восточников» все сделали вид, будто так и надо. Разумеется, Мильке подстраховался, выставив виновником побега взводного и еще одного фельдфебеля-немца – из тех, кого если и расстреляют, то не жалко. Но и их не тронули. Конечно, можно все списать на то, что в последнее время и полицаи, и «восточники» бежали довольно часто. В Барановичах, как говорили, постоянно находили листовки, призывающие переходить на сторону партизан. Но все-таки подобное благодушие настораживало.