— Зачем вы это сделали? — спросил Корней Викентич.

— У одной моей знакомой… хобби… Она собирает птичьи перья, — сказал Торий.

— Мне стыдно за вас. Стыдно… О вашем поступке знает уже весь «Кипарис». Зайдите, пожалуйста, в дирекцию. Остальные — на пляж!

— Ну и палата! — сказала нянечка.

— Тебя, Алексей Сероглазов, и твоего пса я благодарю за гражданское мужество! — Корней Викентич пожал мне руку.

— Я тут ни при чём… Это Кыш взял след, — сказал я и подумал: «Вот что значит для собаки пожить одну ночь в первобытной пещере! Сразу нюх возвратился и бесстрашие».

Выйдя из корпуса, мы с папой сели на лавочке. Он сказал:

— Слушай меня внимательно: я делаю тебе последнее предупреждение. Если вместо отдыха ты будешь без спроса убегать из дома и вытворять чёрт знает что, то я действительно отправлю тебя в Москву. Твоя мама побелела, когда прочитала дурацкую телеграмму «беспокойтесь уходим»… И это — на ночь глядя! Хорошо, что Василий Васильевич объяснил, так сказать, где вы находитесь с Федей, и успокоил нас! Он заметил, как вы собирались, и проводил вас до самой пещеры. Потом возвратился и успокоил нас в тот момент, когда мама хотела бежать в милицию!

— Между прочим, если бы ты не сказал мне, чтобы я задумался об истории всего человечества, то я и не пошёл бы ночевать в пещеру, — сказал я.

— Но почему в пещере? Дома или на пляже ты не мог думать?

— Не мог. Ты сам всегда говоришь, что танцевать нужно от печки.

Папа слегка застонал. Это означало, что он не имеет возможности доказать мне, что я полностью не прав, хотя вроде бы говорю правильные вещи. Мне пришлось подробно рассказать ему, как я думал о своей, прошедшей с большими нарушениями дисциплины, жизни.

— В общем, иди, — сказал папа. — И запомни то, что я сказал. Читай, купайся, гуляй и набирайся сил. С завтрашнего утра ты будешь бегать вместе со мной. Понял?

— Понял. Приду.

— Ты что-нибудь утаиваешь от меня? — вдруг ни с того ни с сего спросил папа.

— Конечно, утаиваю, — ответил я, — но только для того, чтобы не мешать тебе восстанавливать физические силы. Потом я всё расскажу и тебе и маме.

— До свидания. Я пошёл на машину времени.

— Пока, — сказал я. — Мы тоже скоро пойдём купаться.

Папа ушёл, обиженный на то, что я что-то от него утаиваю. Может быть, он имел в виду ночную засаду? Кроме неё, я от него не утаивал ничего.

Около Геракла, на скамейке, я увидел Федю. Он что-то писал, положив на колени блокнот, и я его не стал отвлекать.

Перед тем как уйти из «Кипариса», я нашёл Василия Васильевича. Он доедал в столовой свой остывший завтрак. Я попросил у него разрешения рассказать Севе, Симке и Вере про партизанскую пещеру. Ведь они следопыты и часто ходят по местам боевой славы. Чего же пещере зря пропадать?

— Всё равно вас найдут. На то они и следопыты. Они почище тайны раскрывали, — сказал я.

— Это верно, — согласился со мной Василий Васильевич.

В этот день не было ни ветерка. Мне было так хорошо купаться и загорать, что я сказал маме:

— Эта ночёвка в пещере была моей лебединой песней в Крыму. Больше тебе не придётся беспокоиться.

— Посмотрим, — сказала мама.

В полдень, когда уже здорово пекло, на пляж пришли Сева, Симка и Вера. Они были злые, им, наверно, хотелось подразнить меня, и Сева спросил:

— Больше не видел Пушкина?

— Пока нет, — ответил я.

— А Лермонтова или Чехова, случайно, не встречал?

— Может, и встречал, но я не знаю их в лицо, — ответил я. — А завести вам меня не удастся. У меня нервы капроновые.

— Научно-фантастический ты человек! — с удивлением сказал Сева.

— Вы лучше скажите: поймали «Старика» или нет? — спросил я.

Ребята угрюмо молчали. Потом Сева сказал:

— Пока мы здесь загораем, он, может, пакостит где-нибудь рядом… Патруль называется!

— А мы с Кышем обезвредили того, который перья выдрал из Павлика, — сказал я и, ничего больше не добавив, пошёл купаться.

Сева, Симка и Вера догнали нас с Кышем, окружили и не дали залезть в воду, пока я всё подробно не рассказал.

— Всё-таки это не ты пронюхал про перья, а Кыш, и не примазывайся к его боевой славе, — сказал Симка.

— Если бы не моё воспитание, он ничего бы не нашёл, — возразил я. — Насчёт боевой славы помалкивайте. Я хоть и младше и нырять не умею, а тоже следопыт. Я нашёл пещеру, в которой во время войны скрывался партизан. Он тогда ещё мальчишкой был!

— Ты нашёл пещеру?

— Ха-ха-ха!

— Мы тут в горах каждый камушек знаем!

— Плохо знаете! Двойка вам по следопытству! — сказал я и полез в воду.

Мне уже удавалось зайти в море по горлышко и плыть обратно к берегу самому.

Сева, Симка и Вера снова окружили меня и на этот раз не выпустили из воды, пока я не рассказал всё, что знал о Василии Васильевиче. Правда, я утаил, что он живёт в «Кипарисе» и что я лично с ним знаком.

— Везучий ты человек! — сказал Сева.

— Просто он мало болтает и много работает, — объяснила Вера, а Симка промолчал.

— А кто тебе рассказал про все его подвиги? — спросил Сева.

— Наша хозяйка Анфиса Николаевна, — сказал я, подумав. — Она его спасала от голода и холода.

— А где он теперь сам находится? — спросила Вера.

— Тайна, — сказал я. — И не спрашивайте.

— А если мы тебя щекотать начнём?

— Я и так расскажу. Но не сегодня… — сказал я, и они больше ко мне не приставали.

Этот день прошёл без всяких происшествий. Мама была довольна. Подстриженный под льва Кыш больше не страдал от жары.

Когда я проснулся и вспомнил, что обещал папе сделать вместе с ним утреннюю пробежку, мама ещё спала. Я посмотрел на часы и в трусиках побежал в «Кипарис».

Там все ещё спали. Я кинул камешек в раскрытое окно папиной палаты. Из окна тут же выглянул заспанный Милованов.

— Доброе утро! — сказал я. — Разбудите, пожалуйста, папу.

Милованов, ничего не ответив, скрылся в окне, и я почему-то подумал: «Ну на кого он всё-таки похож? Кто у нас есть из родственников или знакомых лысый и голубоглазый?»

Папа, выглянув в окно, свирепо погрозил мне пальцем. Это означало, чтобы я больше никогда не смел кидать камешки в палату.

Кыш перепрыгнул через заборчик на газон и любовался павлином Павликом, раскрывшим свои чудесный хвост.