– Лида, ты не должна так поступать! – возмутился Саша.

– А ты меня не учи, как поступать, – ответила она, не отводя взгляда от Пашиных глаз. – Ты мне тут вообще на хрен не нужен, если не можешь помочь материально. Давай вали и без хоть каких-то денег не возвращайся. Можешь бежать за сочувствием к своей докторше, а мне надо думать, как грести дальше.

– Да что случилось?! – уже практически вскрикнул Александр Евгеньевич.

– Видишь, Паша, всем интересно, что же случилось. Ну, я расскажу, да?

– !!! – Павел изо всех сил пытался достучаться до Лиды, но невидимая стена была непреодолима.

– В принципе, не случилось ничего такого, что бы удивило меня. Просто, – и тут Лида снова стала говорить очень медленно, с четкой артикуляцией, – твой старый друг и коллега Лемешев, когда разбирался в бумагах, заодно прихватил и твои деньги, Паша. И знаешь, ни слова мне не сказал. Так же, как и ты. Нет, это удивительно, что ты не счел нужным и слова мне сказать о том, что ты так изменил свое мнение относительно хранения дома финансов.

– Что? – ахнул Саша. – Как же так? И сколько он взял?

– Сто пятьдесят тысяч долларов, – процедила Лида. – Дай бог ему всего, доброму другу. Так что теперь, Пашечка, финансы поют романсы. Любишь романсы?

– Подлец! – выдал Саша после долгой паузы.

– Не то слово, – продолжая смотреть в глаза Паше, согласилась она.

– Я немедленно разберусь, – взвился Саша, но Лида повернулась к нему и насмешливо посмотрела.

– Да уж. Разберешься. Шапками закидаешь. Ты хоть понимаешь, кто такой Лемешев? И кто такой Свитский? А кто такой ты. И даже ты, Паша, – она кивнула мужу и улыбнулась. Ядовито. – Ты понимаешь, кто ты, Паша?

Паша, конечно, ничего не понимал. Он явно устал, закрывал глаза, переживал, не успевал следить за губами своей разбушевавшейся жены. Однако даже и без этих разговоров он понимал, что сейчас, в данных обстоятельствах, при этих раскладах денег, что забрал скотина Лемешев, вернуть не получится, можно даже не пытаться. Это может даже быть опасным. Деньги, конечно, не самые большие на свете, однако и не за такое убивали. Паша помнил еще те времена, когда деньги, данные кому-то в долг, становились для щедрого друга смертельной угрозой. Смерть списывала все долги, обнуляла все расписки. Смерть решала вопросы лучше любого мирового судьи. Хорошо, что Лида такая. Все знает, все понимает. Ей нельзя рисковать, у нее Машенька.

– Ну и что, надо же что-то делать, – бегал по палате Александр Евгеньевич. Сто пятьдесят тысяч – уму непостижимо, как это – просто взял и все? И ему простить?

– Прощение – богоугодное дело. «И остави нам долги наши, якоже и мы оставляем должникам нашим», – ехидно продекламировала Лида, демонстративно отвернувшись к окну. Она достала из своей изящной дорогой сумки косметичку и стала тщательно, с неподдельным вниманием красить губы. Контур, основа, блеск…

– Это же глупо. Это же ваши деньги! – визгливо пробормотал братец.

– А то как же, – хмыкнула она. – Ты еще заодно вспомни, что это за деньги. Ты еще пойди и заявление в милицию напиши, что, мол, помогите, люди добрые. Злые коллеги по ножу и топору ограбили.

– Тише, – шикнул он.

– Что – тише? Что – тише? Как мне объявление давать теперь. Этот чертов щит один стоит почти сто штук в месяц. Еще сотня – на дом. А его лечить? А родители привыкли кушать вкусно, в санаторий хотят. Кстати, дундук, это я о твоих родителях говорю. Эмилия-то в далекие страны намылилась. У нее свой график. Сына она, конечно, жалеет, однако себя больше.

– Нет, я с ней поговорю. Она же должна понять…

– О чем ты поговоришь? Если бы дело было только в ней! Надо отдавать дом в залог, но тогда его не продашь нормально.

Лида ходила по палате, бормотала себе под нос что-то, заламывая руки. Александр Евгеньевич смотрел на нее в изумлении, не веря своим глазам. Он знал ее много лет, он видел от нее множество гадостей, один этот ее «дундук» чего стоит – а ведь она называла его так прямо в глаза, при всех, при чужих людях, при родителях. При Жанне, наконец. Но сейчас вдруг перед ним стояла живая, настоящая, больше того – уязвимая женщина с природным, темно-русым цветом волос. С перекошенным от страха лицом. Саше очень хотелось сказать ей, что они все решат, что он пойдет и вернет ей деньги, но… она была права. То, что Лемешев забрал, вернуть не представлялось возможным. Да что там, это было просто опасно, не то что забрать обратно, но даже дать понять, что об этой краже стало известно.

– Ш-ш-ш, успокойся, – сказал Саша, подойдя к Лиде и обхватив ее за плечи.

– Отстань, – буркнула она, но не отстранилась, а даже, наоборот, прижалась к нему, уронила голову к нему на плечо и… зарыдала?

Возможно ли это? Медузы Горгоны тоже плачут? Стальные глаза способны выделять влагу? Плечи, оказывается, узкие, слабые, трясутся в конвульсиях. «Кто это передо мной?» – изумленно подумал Саша и еще крепче прижал ее к себе.

– Все наладится, не плачь, – продолжал баюкать он ее, и через несколько минут лавина сошла, завалила все необходимые селения, поглотила под собой несколько человеческих жизней и затихла. Над миром засветились спокойные небеса. Лида пришла в себя, села за маленький больничный столик и каким-то незнакомым, совершенно мирным тоном вдруг спросила:

– Что будем делать-то? Я одна не могу все это потянуть. Жить-то нам со всем этим придется неизвестно сколько лет!

– Мы что-нибудь придумаем, – пообещал он.

– Ты уверен? Его выписывают скоро. И куда мне с ним?

– Есть одна идея, – таинственно подмигнул он.

– Говори, – сощурилась Лида.

– Ничего особенного, просто одна идея, – и Александр Евгеньевич поделился.

Лида слушала внимательно, не задавая вопросов, кивая и только в конце поинтересовалась:

– Не понимаю одного. Зачем это нужно ей? Из большой любви к тебе?

– Ну, возможно, – улыбнулся Александр Евгеньевич. – И из любви к деньгам тоже.

– Вот это мне больше нравится, – согласилась Лида. И именно для того, чтобы воплотить в жизнь этот в высшей мере странный вариант, они с Лидой собирались поехать в Бусиново, в маленькую двухкомнатную берлогу одинокого и немного нервного врача, у которого не было денег даже на то, чтобы эту самую берлогу оплатить.

– Что ж, это нам только на руку, – согласилась Лида, когда Александр Евгеньевич ей рассказал о своем с Жанночкой разговоре.

– Не поспоришь.

– А ты не такой дундук, каким кажешься, – помолчав, добавила Лида, улыбаясь сквозь уже высохшие слезы.

– И как мне это понимать? Как гадость или комплимент? – иронично переспросил он, про себя продолжая изумляться, что его сноха (или кто она там) вообще умеет плакать. Надо же, как много нового можно узнать о человеке, у которого сперли сто пятьдесят штук.