Жизнь на краю финансового разлома, осень пугает красками безысходности, а моя страховая компания уходит в пике, из которого ей уже не выйти. Ликвидация, продажа залогов, нудные переговоры с банкирами и должниками. Оставалась партия пледов на тридцать тысяч долларов, которую нужно либо продать, либо забыть и о цветах шерсти, и о цветах долларов, которые можно за нее выручить. Вспомнил, что в Чечне появились лагеря беженцев. Договорился о встрече с их главным в Риге. Стены офиса, увешанные портретами Дудаева и сурами из Корана. Молчаливые люди, непривычно выглядящие без автоматов в руках.

— Аслан, у меня пледов шерстяных на тридцатку зеленых. Возьми для беженцев, за двадцатку скину.

— А по номиналу на сколько тянут?

— На полтинник.

— Мы же люди кавказские, земляки — отдай так. Кто же гуманитарку продает?

— У тебя на груди полумесяц, у меня крест. Вот и все наше землячество. Не гуманитарку продаю, а партию товара.

— За семеру скинешь, возьму. С деньгами проблема, брат.

— «Шестисотый» тоже из проблемных?

— Так это необходимость, брат. То положено.

— Значит, пледами будут накрываться в другом уголке земли.

— Если не сдашь, звони. За чирку возьму.

Мысли, куда определить целую фуру клетчатого тепла, не давали покоя. Советчики разводили руками и протяжно выли: «Забу-у-удь». Гуляя по Старой Риге, бросил я беглый взгляд на вывеску: «Государственный ломбард». Идея была не просто безумной, а дурацкой. Шубы, золото, аудиотехника и фура пледов.

В огромном старинном зале с колоннами было темно и безлюдно. В окошках приемных касс скучали поднаторевшие на аферах дамы, лениво перекидываясь между собой идиотскими фразами. Пахло сургучом, нафталином и чужим горем. Пожилая женщина, виновато озираясь, сдавала шубу. Подарок мужа. До меня доносились слова «мало», «не дороже». На душе стало мерзко. У железной решетки охранник срастался с пытками Коэльо.

— Скажите, как мне встретиться с руководством? — обратился я к нему.

— А руководство — это кто? — Видно, прервал я его на интересном моменте.

— Руководство? Это те, кому вы подчиняетесь.

Нехотя приподнявшись, он позвонил. Спросил меня, по какому я вопросу. Я сказал что-то надуманно дежурное. В кабинете сидели двое. Пожилой латыш, представившийся Улдисом, и средних лет мужчина, назвавший себя Андреем. Обмен визитками, предложение кофе. Пытаться заложить пледы этим пройдохам официально было гиблым делом. Мне показалось, что даже летающих по кабинету мух они не убивали только из невозможности извлечь из этого процесса выгоду. Легенда выглядела примерно так: на границе стоит фура с нерастаможенным товаром, компаньон вместе с деньгами бесследно исчез (что по тем временам было нормой). А партию пледов мне нужно заложить буквально на пару-тройку недель.

— Но у нас же проценты бешеные, — честно изрек Улдис.

— Не устраивай меня ваши процентные ставки, я бы не обратился к вам. А потом, сами понимаете… Ваше участие я не оставлю без внимания.

Тандем нервно заерзал. Андрей перестал играть в «тетрис», Улдис, отхлебнув кофе, закурил.

— Но мы же государственная организация. Вдруг вы не рассчитаетесь? Нам в думе потом головы свернут. Куда мы эти пледы девать будем?

— В городской думе тоже не святоши сидят. А потом… мне нет смысла оставлять у вас за копейки товар, который стоит гораздо больше.

В итоге мы сторговались. Рулевые ломбарда получали по тысяче долларов на брата, а мне выделяли кредит в размере двадцати пяти тысяч. Такую цифру я назвал в расчете на торг, но на радостях мои новые знакомые сочли эту процедуру лишней. Поначалу они даже согласились держать пледы на арендуемом мною складе, но все же решили подстраховаться и попросили доставить товар в ломбард. Через день арендованная фура втискивалась в узенькую улочку, на которой с трудом разворачивался «Mini Cooper».

Водитель, показывая чудеса матерных изысков, попросил надбавки за риск. Я согласился.

То, что произошло чуть позже, могло стоить мне сердечного приступа. Пройдохи шли в отказ. То ли они были людьми, быстро попадающими под дурное влияние, то ли я все же владею способностью убеждать, но через полчаса препираний добро на разгрузку было получено. Стоило мне это лишних пятисот долларов. Когда вся партия была успешно утрамбована в запасник для бытовой техники, произошел расчет. Мы выпили по рюмке коньяка, поклялись друг другу в честности и продолжении партнерских отношений.

Через две недели ростовщики от государства начали беспокоиться. Последовала пара звонков с вопросами о том, как дела. Я уверил их, что нахожусь на взлете, а компаньона нашли убитым в районе московского шоссе Энтузиастов, но это не повлияет на выполнение мною обязательств. По прошествии трех недель решил дать в ломбарде спектакль. В течение минут сорока произносил монолог. С надрывом, наполненным трагизмом голосом, мимикой актеров индийского кинематографа. «Зрители» не играли. Улдис с Андреем не успевали наполнять рюмки и в качестве закуски употреблять фразу: «Это пиздец».

На этом самом слове и моих искренних извинениях мы и расстались. Обращаться в суд им не было смысла. Единственный склад был забит пледами, товар принадлежал не фирме, а частному лицу. Перед закладом я переоформил документы. В соседних магазинах химтоваров был настоящий праздник. Улдис и Андрей скупили весь нафталин, который, словно сеятели, разбросали над кипами шерстяной безнадеги. Прошло какое-то время, и я стал замечать активность Латвии в плане оказания гуманитарной помощи странам, которым эта помощь необходима. Заметки журналистов начинались примерно так: «Вчера в качестве гуманитарной помощи в Румынию, где борются с последствиями наводнения, была отправлена партия пледов…» Или: «Теперь нашими пледами будут укрываться в лагерях афганских беженцев».

Меня распирала гордость, что я причастен к ликвидации последствий наводнений, землетрясений и других капризов природы, относимых в бизнесе к форс-мажору. Иногда мне казалось, что пледы отправляют даже туда, где гуманитарная помощь вовсе и не требуется. Например, в соседнюю Эстонию.

Спустя года четыре, будучи немного подшофе, я заглянул в небольшой бар «Katrin». За стойкой сидел небритый Улдис и потягивал что-то темное и крепкое. Увидев меня, с грустью обронил:

— Странно. Думал, тебя давно убили… Вслед за твоим компаньоном-энтузиастом, которого нашли на шоссе.

— Да вроде жив. Как ломбард? Отчаявшиеся и домушники продолжают кормить депутатов рижской думы?

— Не в курсе. Мы с Андреем больше там не работаем.

— Заслуженный отдых по вредности? Ушли, надышавшись нафталина?

— Умник… Выгнали. Кстати, не из-за твоих тюков с одеялками.