— Мистер Тарн, — сказала она, стараясь унять дрожь в голосе. — Меня тоже с детства приучили брать только то, за что можешь заплатить. Я всю жизнь жила с этим убеждением и не отступлюсь от него сейчас.

Да, Иосиф Ричардсон не преувеличивал, когда рассказывал о характере этой девушки. Действительно, чувство собственного достоинства было развито у нее очень сильно, но при этом сочеталось со скромностью, которая, впрочем, не имела ничего общего с кротостью. Пол Тарн увидел в ней отражение самого себя, собственного отношения к жизни, и это не могло не вызвать уважения к девушке. Отложив в сторону льняную салфетку и стараясь не улыбаться, он тоже встал из-за стола.

— В таком случае оставляю вас наедине с сестрой, чтобы вы смогли обсудить оплату.

— Благодарю вас. — Алиса коротко кивнула ему. — Только мне бы хотелось услышать от вас ответ на один вопрос… Скажите, что с моей матерью?

— Тебе не следует выходить из дому… Но если уж так хочется, гуляй в саду, — сказала Амелия Банкрофт, наблюдая, как ее невестка поправляет темно-зеленую бархатную юбку.

— Не стоит волноваться, до рождения ребенка еще несколько месяцев. Кроме того, вы же знаете Марлоу, ему не нравится, что я все время сижу дома.

А еще Марлоу очень не нравится, когда его слова подвергаются сомнению. От внимания Амелии не ускользнул быстрый поворот головы, ненужное одергивание юбки и явное беспокойство в глазах молодой женщины. Все это свидетельствовало о том, что ее сын настаивал на утренних прогулках жены. Она надеялась, что после женитьбы его поведение изменится, что прекрасная Фелиция разбудит в нем чувство ответственности и заставит остепениться, но надежды эти не оправдались.

Прошло немногим более трех лет с тех пор, как во время одного из кратких приездов с плантации Марлоу был представлен Фелиции Талбот, двадцатилетней дочери владельца заводов, производящих железо и сталь. Продолжая наблюдать, как невестка завязывает под подбородком ленточки шляпки, украшенной зелеными перьями, Амелия вспомнила, какое неприятие вызвал у нее этот брак. Для своего сына она хотела большего. Его женой должна была стать если не аристократка, то по меньшей мере дочь какого-нибудь мелкопоместного дворянина. Но Марлоу больше интересовали деньги девушки, чем сама невеста. Фелиция унаследовала от родителей, которые умерли от какой-то болезни во время путешествия по континенту, большое состояние. Вот оно-то больше всего и привлекало Марлоу. Деньги жены были нужны ему для игры.

Хрупкая, изящная, с золотистыми волосами, ниспадающими на плечи мягкими волнами, и миндалевидными небесно-голубыми глазами, Фелиция Талбот была столь же симпатична, сколь и жизнерадостна. Но только куда подевалась ее красота? Почему еще недавно веселая девушка превратилась в немногословную затворницу? Конечно, все понимали, что женщина, вынашивая ребенка, не должна вести слишком уж активную светскую жизнь, но после возвращения с Сахарных островов невестка стала избегать всякого общения с людьми.

Стала избегать или отказалась окончательно? Вернувшись в свою гостиную, Амелия подошла к высокому окну, выходившему во двор, который когда-то представлял собой огромный ухоженный парк со скульптурами и цветниками, а теперь демонстрировал очевидные признаки запустения.

Марлоу, женившись, получил приданое и вскоре пустил все деньги на ветер, как, впрочем, и наследство, оставленное отцом… А что же Фелиция? Мысль о невестке заставила Амелию содрогнуться. Несмотря на то что комната леди Банкрофт выходила окнами на солнечную сторону и здесь было достаточно тепло, ей вдруг стало холодно, как в лютый мороз. Теперь, когда наследство Фелиции растрачено, не превратится ли жена Марлоу в обузу, очередную «ошибку», которую нужно исправить?

Нельзя так думать о сыне, одернула себя Амелия, Марлоу просто хочет оградить молодую жену от каких бы то ни было переживаний. И ее, и ребенка, которого она должна ему родить.

Отвернувшись от окна, она посмотрела на маленький сейф, который теперь пустовал.

Нельзя так думать! Пальцы Амелии сжались в кулак. Нельзя… Только сердцу не прикажешь замолчать.

— Ты промокла до нитки, к тому же при свете фонаря на тебя было страшно смотреть: лицо посинело, вся дрожишь. Я не мог определить, сколько ты там просидела, и очень боялся, как бы ты не подхватила воспаление легких. Наверное, мне нужно было дождаться, пока ты сама смогла бы что-нибудь рассказать, но в ту минуту… я не мог нормально соображать.

Нужно признать, что Иосиф Ричардсон в ту ночь стал для Алисы ангелом-хранителем! Он нашел несчастную девушку, сидевшую у затопленной шахты с окоченевшим телом матери на руках. Она качала ее, как ребенка, и покрывала поцелуями холодное лицо. Такая картина могла тронуть за живое любого, но больше всего Иосифа поразило то, что Алиса все это время причитала: «Почему ты не любила меня, мама? Почему не любила?..»

За короткое время знакомства Иосиф успел убедиться в том, что Алиса очень привязана к матери. Это была настоящая дочерняя любовь. Каждое ее слово, действие, даже мысль были проникнуты заботой о матери, ее здоровье и благополучии. Анна Мейбери страдала душевным недугом, что, естественно, сказывалось на поведении несчастной женщины. Она как будто не замечала дочь, которая не оставляла ее ни на минуту. Но у Алисы болело сердце не только в те страшные часы, когда она изо всех сил прижимала к себе мертвое тело матери. Всеми фибрами души Иосиф чувствовал, что боль эта жила в ней многие годы.

— Извини, если я сделал что-то не так, но нельзя же было дожидаться, пока ты сама придешь в чувство и примешь какое-то решение.

— А почему я так долго…

— Почему ты целую неделю не приходила в себя?.. — Иосиф выдержал паузу, прежде чем ответить на вопрос Алисы. — Видишь ли, врач посоветовал поберечь тебя… Он сказал, что ты совершенно истощена и любое новое волнение может привести… В общем, ты могла не выдержать, поэтому он велел давать тебе несколько капель макового сока каждый вечер и утро, чтобы ты крепко спала…

«Могла не выдержать…»

Могла повторить судьбу матери. У нее могла развиться та же болезнь, которая сожрала разум матери, постепенно, день за днем отдаляя ее от реальности, пока Анна не начала путать настоящее с прошлым.

— …Я только поэтому и согласился, чтобы тебе давали эти капли. Ну а почему тебя оставили в Линдоне…

— Мистер Тарн уже объяснил мне причину, — быстро сказала Алиса, увидев, как ясные голубые глаза Иосифа виновато опустились. — Они с сестрой поступили очень благородно, разрешив оставить в своем доме совершенно незнакомого человека.

— Я и не сомневался, что Лора не откажет. Она добрейшей души человек…

На лице Иосифа, как ей показалось, промелькнула тень. Хотел ли он сказать нечто большее, чем сумел выразить словами? Алиса заметила, как быстро изменилось выражение его глаз, как на секунду напряженно сжались губы… Наверное, судьба Иосифа Ричардсона была в чем-то похожа на ее судьбу.