* * *

Спасательная операция затягивалась, а времени у них оставалась всё меньше. Как ни хотелось Коби разделить уверенность пастора Майера в том, что в болоте они не потонут, текущее положение дел оптимизма не добавляло. Они закрыла правую пассажирскую дверь сразу после того, как отцепили надувной трап, запретили без необходимости шататься по самолёту, чтобы не раскачивать его, но тот, тем не менее, продолжал погружаться в грязную лужу трясины. Медленно и верно. Где там было дно, о котором говорил пастор? Поскорей бы, а то текущая по полу салона мутная вода начинает действовать на нервы.

В который раз она подошла к иллюминатору по правому борту. Только что в болото плюхнулось третье дерево, и люди на берегу готовились валить четвёртое. За всё это время они не прервались ни на минуту. Теперь, когда площадка немного расчистилась, стало ясно, что их очень мало, всего несколько человек. Успеют ли эти неожиданные ангелы доделать задуманное? Как жаль, что они сами заперты здесь, в самолёте, и не способны ничем помочь спасателям. Всё возможное со своей стороны они уже сделали. Четыре надувных трапа сняты со своих мест и приготовлены для строительства импровизированного моста. Один парень даже предложил было надеть всем спасательные жилеты и попробовать добраться до берега ползком по трясине, но на него посмотрели, как на идиота. По крайней мере, наплыва добровольцев не случилось. Какой-то пассажир постарше – кажется, это его жену помогал вытаскивать из болота пастор Майер – заметил, что идея, возможно, сработает, но он приберёг бы её на самый крайний случай.

Впрочем, троим оставшимся в строю членам экипажа забот хватало. Для начала Коби попросила всех забрать из ручной клади ценные вещи и лекарства, если они кому-то необходимы. Потом им пришлось придумать что-нибудь подходящее для переноски тяжелораненых. Лукас прошлёпал по грязи в салон первого класса и приволок оттуда все пледы, какие смог. Некоторые из них были в пятнах крови, но привередничать не приходилось. Из пледов соорудили импровизированные носилки. Потом занялись повторным осмотром и перевязкой пострадавших. Очень кстати оказалось, что Хелен Шэннон, которая на своей шкуре первой узнала, во что именно они приземлились, работает медсестрой, а её муж, Джеймс – пожарный. Так что они активно и профессионально подключились к работе.

Больше всего хлопот доставила Мэнди Уэстфилд. Нужно было сделать нормальную повязку на обрубке её голени, ослабить жгут, чтобы восстановить кровообращение, потом наложить его снова. При всём при этом сама Мэнди находилась в сознании. Дьявол, насколько проще работать с человеком в беспамятстве! Поворочал его, как тебе надо, сделал необходимые манипуляции, а он лежит себе спокойно, ну, может быть, слегка стонет. По крайней мере, не орёт во всё горло, когда ему разматывают повязку на рваной культе, отдирая слои марли со свернувшейся кровью от живого мяса, или потом, когда ослабляют жгут, и кровь со страшными спазмами и судорогами снова идёт по пересохшим сосудам и тканям. И уж конечно человек без сознания не устроит истерику, случайно посмотрев вниз и заметив, что левая нога теперь сильно отличается от правой тем, что стала короче и на ней не хватает ступни.

Они все порядком вымотались, и Коби казалось, что её силы и душевное равновесие держаться на такой тонюсенькой паутинке, что хватит любого события – ещё одного несчастного случая, громкого звука, порыва сквозняка, яркой вспышки – и она просто ляжет на пол, прямо в грязную лужу, свернётся калачиком, прижав к зубам стиснутые в кулак пальцы. И завоет тонко, жалобно, по-щенячьи. Вся её воля просвечивала дырками, как старый шерстяной свитер, изъеденный молью, организм работал на парообразных остатках жизненной энергии. Только рефлексы, обязательства и необходимость заставляли держаться. Да ещё коллеги. Их так мало осталось в строю, что выйти из игры было не просто предательством. Это казалось запредельным свинством.

Когда холодная грязная вода на полу салона стала доходить уже до щиколоток, в аварийном люке над правым крылом возникло лицо пастора.

– Мисс Трентон, можно вас на пару слов?

Она подошла. Майер протянул ей руку, помог выбраться на крыло. Там было свежо и очень светло.

– Коби, наши новые друзья, похоже, закончили с основой, – он кивком указал на лежащие в болоте поваленные деревья, на которые люди с берега начали наваливать обрезанные ветки и тонкие деревца. – Мы со своей стороны готовы подтянуть трапы и соорудить свою часть моста. Вы уже решили, в каком порядке мы будем переправлять пассажиров?

«Мы». Почему-то она обратила на это слово внимание.

– Пока нет, но, наверное, стоит сначала вынести раненых?

– Возможно, но я бы предложил другой вариант. Давайте сначала переправим тех, кто может ходить – пожилых, женщин, детей, легкораненых. Так мы облегчим самолёт и протестируем переправу. Потом аккуратно, по одному, вынесем тяжёлых. В конце выйдут все остальные. Что скажете?

– Отлично, – честно говоря, она была рада, что кто-то подсказал ей готовое решение. – Давайте так и поступим.

– Тогда надо начинать готовиться. Мы будем строить переправу, а вы разбейте людей на группы и пусть те, кто идёт последними, выбираются на левое крыло, чтобы уравновесить самолёт. Хорошо?

– Хорошо, – она кивнула и нехотя полезла в сырые сумерки салона.

* * *

Почему она решила, что должна оставаться на тонущем в болоте самолёте до последнего? Как вообще человек принимает на себя ответственность? Всё хорошо и понятно в армии, к примеру, где выбывшего командира заменяет следующий по званию младший чин. Но если случается так, что старшие по званию заканчиваются и в строю остаются одни рядовые, откуда вдруг берётся тот, кто кричит: «Слушай мою команду!» или «Делай, как я!»?

Коби Трентон некогда было задумываться об этом. Так получилось, что все ждали её слова, полагались на её решения, подходили к ней с вопросами. Лукас и Рамона, пастор Майер – все непрерывно сновали вокруг неё, совещались с ней, уходили и возвращались. Тот же пастор формально мог убраться с первым же отнесённым на берег тяжелораненым и не приходить обратно сюда, внутрь разбитой, умершей машины, медленно тонущей в болоте. Однако ж нет, вот он, снова возник в люке над правым крылом.

– Всё в порядке, она на берегу, – это про Мэнди Уэстфилд.

Пассажиры, остававшиеся на борту, встретили известие аплодисментами. С левого крыла, где собрались мужчины, которые должны были уходить последними, донёсся одобрительный свист. Все предвкушали скорое завершение кошмара. Пастор похлопал в ладоши вместе со всеми.

– Ну, давайте, кто следующий?

Они примерно полчаса выводили стариков, женщин, детей и раненых. Бережно, по одному, тщательно страхуя. Незнакомцы с берега сновали по гати взад-вперёд, иногда поскальзывались, проваливались по колено в болото, но аккуратно переводили спасённых на твёрдую землю. Некоторые из пожилых людей, оказавшись на берегу, напрочь отказывались уходить вглубь леса, помогали другим преодолеть гать, подняться на невысокий, но крутой берег. Ещё полчаса ушло на переноску тяжело пострадавших. В их числе оказалась и Кара Купер. Идти самостоятельно она не смогла. Даже попытка опустить ноги в десятисантиметровый слой мутной воды на полу салона ввергала девушку в истерику, как будто в этой холодной жиже прятались невидимые щупальца, которые непременно схватят её и утащат в ледяную, чёрную пучину болота. Так что пришлось укладывать Кару в импровизированные носилки из пледов и нести на берег на руках, в то время как она лежала, крепко зажмурившись и для верности закрыв лицо руками.