Но, выруливая из мусорных дебрей, я случайно повернулся, и там, где только что была лисица, сидела, аккуратно подобрав под себя ноги, прелестная девушка. Глаза у нее были зеленые, а волосы рыжие, коротко остриженные. И у меня было отчетливое впечатление, что она надо мною смеется.

— Все твои деньги, — сказала она, — под сиденьем в картонной коробке. Вместе с полным комплектом чистой одежды, в которой ты, между нами, девушками, крайне нуждаешься, и фамильным перстнем. А в саквояже том были только старые газеты да камни для веса.

— Что-то голова моя совсем уже не варит, — пожаловался я. — Если мои деньги с самого начала были у тебя, зачем было ломать всю эту комедию?

— Есть старая поговорка: научи человека рыбачить, и он будет есть только ту рыбу, которая сама лезет на крючок. Научи его хорошему мошенничеству, и от желающих заглотить наживку не будет отбоя. — Девушка ослепительно улыбнулась. — Мошеннику всегда пригодится напарник. А мы ведь теперь напарники, верно?

Так закончился Натов рассказ. Эсме давно уже бросила слушать. Она снова глазела в окно на то, как гидропонные фермы и пирамиды контейнеров с неведомыми грузами убегают назад, в прошлое. Опоры высоковольтной линии вылетели из ниоткуда, поравнялись с поездом и зашагали вдоль железной дороги. К ним присоединились еще две пары рельсов, затем еще две, а затем и канал. Судя по всему, все дороги мира вели в Вавилон.

— А что стало с лисой? — спросил Вилл.

Нат многозначительно постучал себя по сердцу.

— Она здесь. Смеется надо мной. — Затем он вдруг посерьезнел. — Не знаю уж, парнишка, чем ты там таким мог мне понравиться, но понравился. Поэтому давай я спрошу тебя еще раз. Ты хочешь работать со мной? Я преподам тебе всю премудрость, включая кратчайшие и самые ловкие способы вести дела с этим миром, и ты будешь получать полноценную треть добычи. Ну так что скажешь? Мы напарники?

Колено Вилла ощутило какую-то щекотку. Опустив глаза, он увидел, что его указательный палец раз за разом рисует на штанине невидимые буквы.

АД ИЖАКС

АД ИЖАКС

АД ИЖАКС

В этот самый момент прямые прежде рельсы изогнулись, грибная поросль резервуаров с природным газом отошла в сторону, и стала видна стена, уходившая прямо в небо. Конца ей не было видно ни слева, ни справа. Один уже только ее размер заставлял содрогнуться сердце — она казалась больше, чем все остальное в мире, вместе взятое. И сразу же размах собственных амбиций показался Виллу полнейшей глупостью. Эта жуткая башня была больше, зловреднее и безжалостней, чем мог стать он сам в самых смелых своих мечтах. У него попросту не было способа хоть как-нибудь ей отомстить.

У того, кем он был сейчас, точно не было.

АД ИЖАКС

И тут же его пронзило ощущение неизбежной судьбы. Если я собираюсь совершить свое отмщение, думал он, мне нужно научиться обману и многому прочему. Прекрасно. Пусть этот Дурила будет моим первым учителем.

— Да, — соврал он. — Напарники.

Эсме уже надоели заоконные картины, и она принялась копаться в Натовых вещах. Вытащив транзисторный приемник, она тут же его включила, и купе наполнилось музыкой более прекрасной, чем все, что Виллу доводилось слышать прежде. Так могли бы петь звезды в едва зародившемся мире, перед первым восходом солнца.

— Что это такое? — спросил он удивленно.

Нат Уилк улыбнулся:

— Это называется «Таке the „A“ Train»[31]. Дюк Эллингтон.

Все быстрее и быстрее несся поезд прямо на безликую каменную стену, и уже начинало казаться, что крушение неизбежно. Затем, в самый последний момент, в стене открылось жерло туннеля, черное, как разверстая пасть. Поезд ворвался в эту пасть, и Вавилон его проглотил.

Согласно туристическому буклету, гулявшему по поезду и дошедшему до Вилла после стольких рук, что он уже совсем растрепался, стены и колонны главного зала Ниневийского вокзала были сложены из белоснежного мрамора. «По семь колонн с каждой стороны несут на себе полукруглый свод крыши, все стропила изготовлены из золота и украшены великолепной резьбой, сама же крыша — перламутровая». И дальше: «…скамейки, которые тянутся из конца в конец обширного помещения, изготовлены из кедра, инкрустированного слоновой костью и кораллом… Пол в зале выложен квадратными плитками мрамора и зеленого турмалина. На всех турмалиновых квадратах изящно вырезаны изображения рыб: дельфин, морской угорь, уроборос, лосось, ихтиокентавр, кракен и прочие чудеса глубоководного мира. На гобеленах и тканых шторах изображены цветы: змеиная лилия, драконий зев, гадючий лук и прочие в том же роде; на всех подоконных панелях мы видим скульптурные изображения птиц, зверей и ползучих тварей».

Возможно, так оно когда-то и было. Но за много лет до того, как Вилл сошел с поезда, скамейки, шторы и гобелены сняли и куда-то запрятали, мраморно-турмалиновый пол заменили на линолеум, а выхлопные газы локомотивов и дым миллионов сигарет окрасили мрамор стен и колонн в унылый грязно-бурый цвет.

И все равно огромный зал ошеломил его, и не богатством своим, а бессчетными поездами, которые все прибывали и прибывали, изрыгали толпы пассажиров и двигались к следующим платформам, чтобы принять отъезжающих. И таково было количество иммигрантов и путешественников, что, хотя по отдельности они суетились и натыкались друг на друга, как роящиеся насекомые, коллективно их толпа обретала свойства жидкости: текла ручьями и потоками, взвихривалась в тихих отстойных уголках и снова бросалась вперед, чтобы немного успокоиться, разлившись озером перед длинной плотиной таможенного контроля.

— Вы — мое семейство, — сказал Нат — Постарайтесь это не забыть.

— Да, папочка.

— Почему это? — спросил Вилл.

— А потому что я хочу проскочить на дурика. Тот паспорт, что у меня, не проведет и близорукую корову.

— Подожди. Если ты в настолько плохом положении, так зачем же было впутывать сюда еще и нас?

— Да ладно. С моим языком я выберусь откуда угодно.

Подхватив Эсме на одну руку, а Виллов чемоданчик в другую, долговязый фей стал проталкиваться через толпу; Вилл поспешал следом, неуклюже таща два Натовых чемодана в руках, а третий, с колесиками, волочил за собой. Он изо всех сил старался не терять Ната и Эсме из виду в страхе, что, отведя глаза хоть на мгновение, навсегда потеряет их в этой толчее.

Через куда меньшее время, чем можно было ожидать, таможенник хмуро перелистал Натовы документы, коротко поговорил с кем-то по телефону и указал на одну из боковых дверей.

— Вам нужен иммиграционный контроль, кабинет сто два, в самом конце коридора, вы легко найдете. Это единственная там дверь, не заколдованная убивать любого, у кого нет допуска, — сказал он и закрыл за ними дверь.