Левит Ахия, жрец из Рамафаима, сопровождавший Саула, возопил от негодования. Размахивая руками, он требовал от царя, чтобы тот прекратил греховное бесчинство народа. С широко раскрытым ртом, с растерзанной бородой и вздыбившимися волосами он грозил карой Ягбе.

Воины злобно косились на визгливого ощеренного жреца, который хотел отнять у них пищу. Саул внешне согласился требованьем Ахии, но медлил и отвлекался на посторонние мелочи.

Убедившись, что люди насытились, он подозвал к себе Абенира, Янахана, Арда и других начальников.

— Я запрещаю с этого дня есть мясо с кровью и тем возмущать бога! — заявил Саул перед толпой наевшихся и полупьяных бениаминцев. — Каждого, нарушившего закон, ждёт смерть. А ты, жрец (он обернулся и поманил левита), следи за этим, как опытный пёс следит за отарой овец. И облаивай их и подгоняй, если понадобится. А сейчас мы построим жертвенник от плоских камней. Здесь будете резать животных и выпускать кровь их на землю. Сейчас же приступайте к постройке.

Многие с усердием таскали камни и скоро сложили жертвенник на высоком месте.

— Я принесу богу жертву всесожжения, — заявил Саул, снимая шлем и панцирь (Бецер подскочил, услужливо помоги). После того я буду молить бога вразумить меня: идти дальше на пелиштимцев или нет.

Принеся жертву, Саул сложил руки, закрыл глаза и молился. Через некоторое время подозвал надутого, обиженного жреца.

— Эй, левит, как тебя... Ахия, давай проси Ягбе. Чего ты тут зря топчешься? — грубо говорил Саул. — А вы, начальники, узнайте, не согрешил ли кто-нибудь из народа, когда я принёс обет и запретил есть до вечера. Господин мой и бог мой, ответь мне, ибо я взываю к тебе от всего Эшраэля!

Но ответ Ягбе не возникал в ушах Саула. Несмотря на мольбы и жертвы, бог молчал. Это страшило и возмущало царя. «К старому Шомуэлу бог является, советует ему и совершает знамения перед народом. Я же стараюсь для народа божьего, не для себя. Мне ничего не нужно, кроме моей семьи, моего дома и поля. Так ничему Ягбе не оповещает меня о своём приходе?»

Осторожно приблизился Абенир и прошептал что-то на ухо.

— Кто донёс? — нахмурив брови, спросил Саул.

Абенир потихоньку указал на стоявшего неподалёку, курчавого, как молодой барашек, лупоглазого шимонита Хаггу. Саул скрипнул зубами.

— Что будем делать? Как поступим? Чего молчишь, Абенир?

Двоюродный брат безмолвно пожал плечами.

«Абенир мой брат и главный помощник в военных трудах. А мой сын уже герой среди народа: он уничтожил пелиштимский гарнизон в Гибе, он сделал смелую вылазку, напав на лагерь врагов и начав сегодняшнее сражение, сегодняшнюю победу... Может быть, Абенир в сердце своём завидует Янахану и не опечалится, если Янахан умрёт? А сам я не испытываю ли опасения, глядя, каким отважным бойцом и любимцем народа становится Янахан? Не будет ли он в ближайшем времени мне соперником? Не захочет ли он занять моё место и возглавить войско, чтобы воевать по своему усмотрению? Если он уже сегодня ослушался моего приказа, то будет ли повиноваться, когда станет старше и сильнее? Бог мой и повелитель, какой грех я совершаю, объясняя себе эти причины моего гнева на своё дитя, на собственного сына и первенца!» — думал Саул, терзаясь в глубине души, боясь за Янахана, надеясь ублажить Ягбе и желая устранить любые будущие препоны своему царствованию.

Саул повернулся лицом к толпе воинов и горячо сказал:

— Сердце моё открыто богу Абарагама, Ицхака и Якуба, моему повелителю, и вам, избранникам его. Если есть кто-то, нарушивший запрет не вкушать пищи до вечера и сражаться, если есть кто-нибудь ослушавшийся меня и оскорбивший Ягбе, пусть объявит себя. Да не окажется он уклоняющимся и лукавящим трусом.

Находившийся среди начальников Янахан сразу подошёл и встал рядом с отцом.

— Расскажи мне, перед всеми людьми, что ты сделал, мрачно произнёс царь.

И Янахан рассказал: он не знал об обете царя перед богом и отведал немного мёду из дупла, тем преступив запрет.

— И вот я должен умереть, — закончил юноша и поднял на воинов, стеной стоявших напротив, смелые глаза.

— Бог видит, каково мне, отцу, но и знает: царь не изменит закону. Ты должен умереть, Янахан, — печально сказал Саул.

Ершалаимец, сероглазый Ард, схватился за голову.

— А что будут делать старики — Нир и Киш? А не разорвётся ли сердце у Ахиноам? А каково будет братьям и сёстрам Янахана? — прошептал Абенир. — Я убью этого подлого шимонита, как шелудивую собаку!

— Есть бог и есть слово царя, — продолжал Саул. — Только народ, на котором лежит благодать божья, может спасти Янахана.

Стена воинов заколебалась и загудела. Взмахнули руки, взмыли возмущённые голоса. Задние ряды нажали, толпа подвалила к высокому месту с алтарём.

— Нет, нет! — кричал пожилой бениаминец с перевязанным кровоточащей тряпкой плечом. — Янахану ли умереть, который принёс спасение от безбородых? Не бывать этому!

— Жив бог наш, он не оставит людей своих! — ревел могучий рыжебородый юдей в пелиштимском шлеме и потрясал пелиштимским копьём. — Да не будет этого горя и поношения!

— И волос не упадёт с головы его! — высоким голосом вопил молодец из отряда Янахана, перемазанный кровью врагов и забитых в поле животных. — Не отдадим товарища нашего!

Воины с криками бросились к Янахану, схватили его и оттащили от высокого места, где стоял царь. Некоторые всем своим видом показывали, что готовы сражаться за жизнь юноши.

— Перед лицом бога голос народа весомее моего, — произнёс Саул. — Да будет так: Янахан свободен. Веселитесь! Веселитесь, люди ибрим!

Толпа радостно взвыла и бросилась к захваченному обозу допивать оставшееся вино.

— Донёсшего на Янахана чтобы не было в моём войске, — бросил через плечо Саул и пошёл по дороге к Гибе вместе с близкими людьми и начальниками.

Слуга Янахана Абиро и обрадованный исходом тяжёлого дня Бецер быстро нашли ничего не подозревавшего лупоглазого Хаггу. Не объясняя причин, они оттащили бедного шимонита в ближайшие купы и, словно жертвенному ягнёнку, перерезали ему горло.

Всей этой историей был недоволен только упрямый левит Ахия. Он морщился, качал головой и даже плюнул на землю.

Для ведения хозяйственных дел в царском доме нужны были пойме люди. Среди следивших за имуществом, за убранством приёмного помещения, за слугами и рабами, особенно полезным оказался клинобородый низенький Гист. Он всюду сновал со своими вощёными дощечками и отчитывался перед Кишем, Ниром, а иногда перед самим Саулом.

Царь поглядывал на шустрого иноземца, одобрительно усмехаясь, и вспоминал, как коротыш, оборванный и голодный, явился ему и Бецеру из ночной тьмы. С тех пор прошло много времени. Гист ходил скромно и опрятно одетый, в неизменном лиловом кидаре, который он через каждый год обновлял.