— Не надо больше, Лева…

Да много ты понимаешь, старая сука! Много ты…

Она действительно понимала много. И понимала, как надо. И когда. И с кем. И кого. Она всегда понимала. Нет, даже не понимала. Просто ЗНАЛА. Потому что мы с ней были одной крови. Ей было дано то же врожденное чувство ремесла, что и мне, — и так же отшлифованное до совершенства. И сейчас она точно знала, чего хочет и чего хочу я. Несмотря на то что я уверял себя, будто хочу совершенно другого!

Я был настоящим мужчиной. Мачо. И НАСТОЯЩИМ Максом! Которого все-таки списал с себя. Потому что любил одну женщину, а трахался с другой. Только потому, что она привела меня к себе. А Максы никогда не отказываются от того, что плывет прямо им в руки! Не отвергают женщин, у которых номер люкс, каким меня соблазнили, словно осла морковкой. Номер. Вот он, номер первый! И женщина. Женщина-номер-первый-люкс! Она действительно знала. И где. И как. И все мои слабые места. И угадывала желания, становясь под моим телом иной… Кирой?

Я брал ее грубо, словно бы мстя за все… за то, что она притворялась не собой… другой! За то, что вытащила-таки из меня Макса и показала, что я — это именно он и есть! Я почти насиловал ее, хотя никогда не обращался так с женщиной. Ни с какой. Только с ней! Только с ней… мать ее конем! Ты хотела этого? Хотела?! Матроса с шестимесячным воздержанием? У которого… у которого в каждом порту должна быть любимая?!. Нет, не любимая… не любимая… не эта! Потому что ЭТО не имеет никакого отношения к любви… и даже к сексу. Только к Максу! Только к нему! Потому что это действительно трах — поспешный, злой, неразборчивый и, как ни старайся, неудовлетворенный… хотя и на постели класса люкс. И с женщиной этого же класса. На безукоризненных льняных простынях. Но все равно это был только трах… после которого можно… нет, НУЖНО повернуться спиной и уснуть. Желательно навсегда.

— У тебя тут что? Не убираются?

— Почему не убираются? — Я удивленно окидываю взглядом комнату и внезапно вспоминаю: да, таки не убираются! Дня три назад я попросил горничную пока не приходить, наверное, это было ошибкой, потому что я внезапно вижу все глазами Киры: бумаги на полу, на столе, возле кровати… стаканы от кофе…

Я воровато подпихиваю под кровать носки, но это бесполезно, потому что сброшенные вчерашние трусы взирают на мою гостью прямо от двери в душ. Рядом — футболка. Неподалеку — измазанные глиной штаны для утренних пробежек и еще одна футболка. Это я свалился в ручей, прямо как Дракон Семнадцатый! Хорошо хоть никаких хищников рядом не оказалось! Я некстати вспоминаю не выдуманного, а реального Серого Волка — Светлану и проведенную в ее номере ночь и краснею еще и за это… Кровать не убрана и смята так же, как и моя виноватая физиономия.

— Я только что встал… — мямлю я. — И… я велел горничной ничего не трогать. У меня… м-м-м… кое-что пропало.

— Что пропало? — тут же настораживается Кира.

— Да так… в общем-то, чепуха… пара исписанных страниц из рукописи… но меня это как-то напрягло, понимаешь?

— Я заметила, — саркастически говорит она. — Напряг налицо! Вообще-то тут никогда ничего не пропадает. Может, ты сам их куда-то сунул, эти страницы, и забыл?

Я много чего хотел бы забыть, поэтому спешу согласиться:

— Может, и сам…

На мгновение мне кажется, что все так и было: взял, чтобы еще раз перечитать, а потом где-то положил… И они там и остались: в парке на скамье, в столовке… у кофе-автомата, когда я взял сразу два стаканчика, а бумажки пристроил сверху…

Я совсем теряюсь, и мне очень нужна хоть какая-то похвала, поэтому я докладываю:

— Вот, бегал сегодня. — Я указываю на грязные штаны. — По парку… до самого озера… и немножко упал.

— Ты осторожнее, пожалуйста! — говорит Кира так мягко, по-домашнему, что у меня начинает не то щемить, не то сжиматься что-то внутри. — Знаешь, сколько я тут за сезон шин накладываю?

— Да? — удивляюсь я.

— Ага! И с лошадей падают, и с мостков на рыбалке, и даже на пробежках! В основном простые переломы — ключицы там или что называется перелом луча в привычном месте… Ну, тебе это неинтересно!

— Мне все интересно! — заверяю я.

Все случившееся у меня со Светланой внезапно отодвигается куда-то очень далеко, становится несущественным, неважным, ничего не значащим… Главное — что Кира тут, у меня. Она пришла. Сама. Без всяких там вызовов. Пришла не как к больному… просто… просто пришла!

— Мне интересно! — еще раз повторяю я. — Но… тут действительно ужасно! Потому что я… как бы это помягче сказать? Да, засранец! Причем я засранец одновременно в нескольких смыслах. Тебе надо узнать об этом заранее. Потому что я… разбираюсь… в смыслах… — Я бормочу это как бы про себя, лихорадочно расталкивая, расставляя, утрамбовывая, застилая, подравнивая, смахивая, разгребая… — Да, в смыслах! Я хорошо в них понимаю! И в засранцах тоже! Которые устраивают тот еще бардак…

Она просто сидела, не пытаясь ни помочь мне, как поступило бы большинство женщин, ни сделать вид, что все так и надо. Было видно, что ей сейчас просто хорошо… хорошо вот так запросто забежать на минутку, чтобы вернуть прочитанное и перекинуться парой слов. Хотя из меня лично слова неслись просто потоком.

Она смотрела на меня, и ее глаза смеялись.

— Да ладно, брось! — сказала она. — Когда-то я работала на «скорой». Так что бардаков навидалась. Всяких. Ты мне лучше скажи — Ошибочный Дракон… он кто?

— Не поняла? Это я. — Я улыбаюсь. — Меня вечно заносит куда попало! Так что я и Дракон, и Засранец в одном лице!

— Да неужели? — Кира делает вид, что удивлена, но глаза ее смеются. — И что теперь с этим делать?

— Вы ж сами знаете, доктор, это не лечится! — бодро и придурковато рапортую я. — Это хрень хроническая!

— Все хронические хрени можно вылечить, переведя в стадию обострения, — медленно говорит она и так же медленно, словно нехотя, поднимается. — Ну, мне пора. Наверное, и тебе тоже скоро нужно будет собираться на эти твои… уроки.

— Сегодня — нет, — быстро говорю я. — Сегодня какие-то решающие встречи по гольфу, и почти все дамы отпросились — в качестве не то болельщиц, не то они мячи подают или такими жуткими штуками размахивают… как их… помпоны? Балабоны?

— Балабол! — беззлобно бросает Кира. — Они ничего такого не делают. Наверное, просто сидят в тенечке и скучают, и им подают напитки.

— О господи! — говорю я. — Напитки! Может, и нам чего-нить такого выпить? Кофе? Или затребовать лимонаду со льдом? Жарко…

— Да, погода просто чудесная, — соглашается Кира. — Но… мне надо быть на посту.

— У тебя хорошая работа, — заявляю я без всякой задней мысли, просто чтобы она пока не уходила.

— Да… — медленно говорит она и встает. — Хорошая… и этим я обязана ЕЙ. Светлане… Владимировне.