Московский университет, восстановленный Д.И. Жилярди после пожара 1812 года

Вглядываясь в здание Жилярди – простое до суровости, скупо украшенное, но такое пропорциональное, с его монументальным величественным портиком, и сравнивая его с казаковским, осязаемо чувствуешь смену эпох, наступившую тягу к предельному упрощению форм и античным образцам. Особенно впечатляет фронтон дорического ордера, точно принадлежащий древнегреческому храму. Что ж, тогда и говорили об университете как о храме науки!

Жилярди мало изменил внутреннюю планировку, полностью сохранил тыловой фасад здания. В те же годы были заново построены здания аптеки, медицинского института и анатомического театра. Автором этих работ считается брат Афанасия Григорьева – Дормидонт, оставивший поразительного совершенства исполнения чертежи и рисунки. Числился он также «из вольноотпущенных».

Произведенное Жилярди укрупнение здания обусловливалось новым окружением: был выстроен Манеж, Бове закладывал ансамбль Театральной площади, против Кремля вытянулись длинные фасады новых Торговых рядов, обозначились иные масштабы городской застройки. Восстановление главного корпуса и крыльев университета заняло два года. Однако строительство университета на этом не закончилось: дальнейшее обстраивание его продолжалось, в сущности, на протяжении всего XIX века. В царствование Николая I были осуществлены переделки зданий по другую сторону Большой Никитской, возведенных на месте прежней усадьбы князя Барятинского. Архитектору Евграфу Дмитриевичу Тюрину принадлежала постройка университетской церкви Св. Татьяны, где ныне помещается студенческий клуб. Она была освящена в 1837 году.

Если и ныне широко известно, что до революции Татьянин день – 25 января (12 января по старому стилю) – был студенческим праздником во всей России, меньше знают, почему именно эта святая сделалась патроном университета, а потом и всех высших учебных заведений. Чтобы рассказать об этом, придется вернуться к далеким дням основания Московского университета.

Университетская церковь Святой Татьяны, архитектор Е.Д. Тюрин, построена в 1837 году

Справедливо считать идейным вдохновителем создания университета Ломоносова: кипучий и настойчивый, он заражал своей верой в предпринимаемое дело окружающих, смело опровергал его противников и недоброжелателей. Именно им были разработаны планы и программы обучения, структура университета, он подобрал первых русских профессоров, составлял записки, легшие в основу доношения Шувалова и указа правительства. Однако осуществление замыслов Ломоносова, практическая организация дела принадлежат его всегдашнему другу и покровителю Ивану Ивановичу Шувалову, по заслугам прослывшему просвещеннейшим человеком своего времени. В эпоху создания университета Шувалову, родившемуся в 1727 году, не было тридцати лет, он пользовался большим влиянием на Елизавету и, не в пример попадавшим «в случай» людям того времени, употреблял его не в целях личного обогащения и возвышения. Он принадлежал к скромной по происхождению и достатку семье и до смерти не стяжал себе богатства, в отличие от родственников своих и однофамильцев, особенно генерал-фельдмаршала Петра Ивановича Шувалова. Тот получил графский титул и сделался несметно богат не только благодаря милостям царицы, но и вымогательствам, к которым он прибегал, прибирая к рукам то доходы соляного налога, то промыслы на Белом море – и умер, задолжав казне более одного миллиона рублей.

Иван Шувалов ценил более всего свою репутацию русского мецената и покровителя наук. Помимо Ломоносова ему многим обязаны Фонвизин, Херасков, Богданович… «Шувалов всегда бескорыстен, – писал о нем современник, – действовал мягко и со всеми ровно и добродушно». От титула и обширных поместий, предложенных ему Елизаветой, Иван Шувалов отказался, как и от медали, которую она хотела выбить в его честь.

Нет, думается, ныне основания гадать, руководили ли им тщеславие или истинное понимание значения наук и искусств: положительные следствия его деятельности очевидны. Судя по переписке Шувалова, его высказываниям, воспоминаниям современников, он был недюжинным человеком, патриотом, боровшимся с иноземным засильем и поставившим себе целью «насадить отечественные музы и промыслы».

Разумеется, в указе об учреждении университета ни словом не упоминается Ломоносов, заслуга его создания приписывается одной инициативе Шувалова, названного в нем «изобретателем того полезного дела». И лишь в наш век, в 1911 году, в двухсотлетие Ломоносова, профессор Московского университета М.Н. Сперанский впервые поставил великого русского ученого на подобающее ему первое место. Нам теперь известно, что если Шувалов ходатайствовал «об учреждении в Москве университета для дворян и разночинцев, по примеру европейских, где всякого звания люди свободно наукою пользуются», то внушал ему эти слова Ломоносов, что его опыту и усилиям университет обязан предоставленным ему с основания правам и привилегиям, скопированным с устава ломоносовской «альма матэр» – Гейдельбергского университета.

Мать Шувалова звали Татьяной, и он дал подписать царице указ в день празднования ее именин, дабы связать с этим днем успешное завершение дела и свое назначение куратором университета. Этот высокий пост приравнивал его по положению к графу Кириллу Разумовскому, президенту Петербургской Академии наук, с влиянием которого на императрицу Шуваловы соперничали.

Как я упоминал, университет был открыт 26 апреля 1755 года, и этот день долгие годы был университетским праздником, пока Николай I в 1835 году не повелел перенести его на 12 января – день подписания указа.

Легкая рука была у Ломоносова на начинания, принесшие неоценимую пользу России и прочно вошедшие в ее историю! Так было и с Московским университетом. Проглядываешь ныне документы университета, объемистые фолианты отчетов, знакомишься с историей его факультетов и кафедр и только диву даешься – как неуклонно он рос и развивался, как, несмотря, а часто и наперекор разным обстоятельствам, он все увереннее и увереннее становился ведущим просветительным учреждением в государстве. Из года в год росло число студентов, учеников подготовительных гимназий и благородного пансиона, утверждалась его роль всесословного заведения. В век необоримых сословных перегородок и предрассудков университет сделался подчеркнуто демократическим заведением, более половины состава студентов уже в XVIII веке составляли разночинцы, ими становились крестьяне, получившие вольную.

В основу традиций Московского университета легло едва ли не с самого начала слияние науки с требованиями жизни, органическое совмещение служения научной истине со служением общественному благу. Это привело к тому, что к нему льнули все прогрессивные общественные силы и в конце концов история русской общественной мысли стала неотделима от истории Московского университета.