— Христом Богом… Фершала покличьте…

— Покличем, — бросил Самолетов, не оборачиваясь.

Аверьян Лукич откровенно суетился — забегал вперед, заглядывал в глаза, искательно улыбался:

— Во-он та изба, где розвальни с расписным задком во дворе стоят… Демидка, я так полагаю, в одиночку не рискнет власти противиться, в запечье, поди, со страху забился, как таракан. Ну, что поделать, коли стряслась такая история, народишко малость одурел со страху…

Ротмистр, вырвав револьвер из кобуры, распахнул калитку. В углу двора залился яростным лаем здоровенный пестрый кобель, вставал за задние лапы, хрипел, надежно удерживаемый прочной цепью. Не обращая на него внимания, ротмистр поднялся на крыльцо, оглянулся:

— Оружие выньте, поручик, мало ли…

И распахнул дверь, вошел внутрь, не колеблясь. Держа револьвер на изготовку, поручик ввалился следом. Обширная чистая горница с русской печью в углу, устланный самоткаными толстыми половиками скобленый пол…

Исправник, крупный чернявый мужчина, лежал возле лавки, связанный по рукам и ногам на аккуратно расстеленной дохе. Волосы у него были растрепаны, глаз подбит, оторванный погон свешивался с правого плеча. Увидев вошедших, их мундиры, он облегченно вздохнул, выпустил длинную матерную тираду. Хозяев по-прежнему не видно и не слышно, словно исчезли неведомо куда — может, схоронились в хлеву или в других надворных постройках…

— Поглядывайте, — настороженно бросил поручику ротмистр.

Убрал револьвер, присел на корточки и достал складной ножик. Исправник прокряхтел:

— Не извольте беспокоиться. Хозяин с семейством затаились где-то на дворе, туземцы бессмысленные…

— Гостеприимство…

Ротмистр быстренько освободил его от пут. Поднявшись на ноги, исправник помахал затекшими руками, разгоняя кровь, конфузливо усмехнулся:

— Вот такие пертурбации, изволите-с видеть… Спутали, как курицу в базарный день… Ничего, голубчиков я запомнил всех до одного, розог еще отведают… Как вам с ними удалось сладить? Они, аспиды, всей толпой намеревались вам преграждать дорогу, ружья собрали…

— Удалось вот… — ответил ротмистр уклончиво. Выходя за ними во двор, исправник, явно ощущая конфуз за свое пленение, преувеличенно громко восклицал:

— Не было возможности с ними ничего поделать. Навалилось человек с полсотни, где уж тут… Вот что я в первую очередь произведу: немедленно посажу под замок Корнеича, чтобы в другой раз не изображал пророка и духовидца… Давненько я до него добирался, да случая не было… С волхвованием со своим надоел…

— Скончался ваш Корнеич, — сухо ответил ротмистр.

— Да-а? Ну, одной заботой меньше…

Исправник все пытался приладить на место сорванный погон, но тот повисал на одной пуговице.

— Вы себе только вообразите, господа! — сказал он с той же наигранной бодростью. — Покойничек, чтоб его черти в аду ворошили, стал втемяшивать мужикам, что в обозе с вами едет некая нечистая сила наподобие черта или демона, каковая всех и погубит до единого… Так что, кричал, надлежит перекрыть дорогу, чтобы… х-хосподи!

Он остановился посреди улицы, задрав голову, с отвисшей челюстью уставясь вверх. Золотистый нетопырь во всей своей жуткой красе размеренно кружил высоко над деревней. Слева, у длинной конюшни, уже суетились люди, которых поторапливал криком и яростными жестами Аверьян Лукич, — выводили лошадей, волокли мешки.

— Гос-споди помилуй! — выдохнул исправник, став бледным как смерть. — Так это что же… Это и правда…

— Извольте взять себя в руки! — рявкнул ротмистр так, что у поручика в ушах зазвенело. — Офицер вы или темная баба!? — Он недовольно нахмурился, добавил тише: — Ну что ж поделать… Нет никакого демона, а есть неизвестное нам природное явление. Ясно вам? Изволите лицезреть неопознанный пока естественнонаучный феномен… Понятно?

— Отчего ж нет… — бормотал исправник, все еще не в силах опомниться. — Оно, конечно… Господи, ну и картина…

— Извольте взять себя в руки! — прикрикнул ротмистр. — А то, чего доброго, и у нас чертячьи хвосты под шинелями искать начнете… Явление. Феномен. Понятно?

— Так точно…

— Фельдшер где?

— Дома у себя…

— Пьян?

— Ну не так чтобы очень… Как обычно… На ногах держится и соображение некоторое сохраняет…

— Доставьте его сюда немедленно, — жестким приказным тоном распорядился ротмистр. — Со всеми его медицинскими причиндалами. Там раненные, которыми следует немедленно заняться. Не рассуждать! Шагом марш!

Пожалуй, он выбрал единственно верную линию поведения — решительный тон и четкие распоряжения. Привычные команды подействовали на исправника должным образом. Он подтянулся, встал по стойке «смирно», коротко кивнул и заторопился куда-то в переулок.

— Медикаментов и перевязочных средств побольше! — крикнул вслед ротмистр. — Пригодятся…

За калиткой их поджидал Самолетов. Извлекши свой роскошный портсигар с сапфиром и бирюзой, невесть каким чудом оставшийся целехоньким, сказал бодро:

— Ну вот, кажется, дело наладилось. До Челябинска, если прикинуть, остались сущие пустяки по сравнению с уже пройденным путем. Авось обойдется, что-то оно притихло и пакостей больше не строит… Эге, а это у нас кто?

Он бросил папиросу в снег и кинулся в переулок, грозно покрикивая. Братья-бугровщики, тихонечко пробиравшиеся вдоль заборов, понуро остановились.

Оба волокли по немаленькому мешку, в мешках звенело и брякало.

— Ага, вот оно что… — протянул Самолетов. — Пожиточки прихватили… Удрать вздумали? В деревне отсидеться?

— Флегонтыч, мы это…

— Дур-рачье… — сказал Самолетов, неожиданно весело ухмыляясь и качая головой. — Ну, вы, оба-двое, еще дурнее, чем мне обычно казалось… Да стоит обозу отъехать, как пронские полезут изо всех щелей и первым делом вас обоих разорвут на сто пятнадцать клочков — со страху, как бы чего от вас не вышло. По совести признаться, не имею ничего против. Потому что все из-за вас произошло… Ну, что встали? Думаете, я вас буду тащить и не пущать? Да оставайтесь, с полным нашим удовольствием, мне же лучше, руки о вас марать не придется…

Смачно сплюнув, он отвернулся от двух перепуганных прохвостов, так и стоявших с мешками на плечах, зашагал к офицерам. Переглянувшись с кривыми улыбочками, братья затоптались и, стараясь шагать потише, направились назад к обозу…

Подземный коридор, ведущий в пещеру, изменился разительно. Остался столь же широким и высоким, сводчатым — вот только стены теперь оказались покрыты красивой росписью из всевозможных орнаментов, зеленых листьев, цветов, ягод и даже птиц с человеческими головами. Все это поражало многообразием красок, яркостью колеров (отнюдь не резавших глаз) и выглядело по-настоящему красиво. Чем ближе поручик Савельев подходил к пещере, тем явственнее слышалась приятная музыка, в которой угадывались и скрипки, и гитара, — но тут же присутствовал какой-то незнакомый музыкальный инструмент, совершенно непривычный для слуха.