В подобных случаях пропавшего начинают ценить гораздо выше. В том случае если ему не находится замена. Если нашлась — пропавшего быстро и надежно забывают.

Спи…

Спи, Охотник. Отдыхай.

Но не забывай о чуткости… пусть горячащий страх и дальше шипит в венах подобно злому карбиду…

***

Я с силой ударил копьем еще раз. Последний раз. Крохотный медвежонок замер жалким пушистым комочком, безвольно расслабилась страшная пасть — страшная даже несмотря на молодость здешнего суперхищника.

Поправка. Бывшего суперхищника. Отныне эту почетную позицию занимает летающий червь.

Коротко глянув в затянутое низкими черными тучами небо, я поспешно заработал ножом. Вспорол шкуру, срезал пару солидных ломтей молодого нежного мяса, завернул в обрывок шкуры. Подвесил завернутое мясо на пояс, бережно вытер лезвие ножа и рукоять от крови — пахучая и замерзает, потом не отдерешь. Выпрямившись, закинул острогу за спину — наконечником вверх. Наконечником в небо. Подобие жалко защиты от пикирующего червя. Меня это наверняка не спасет, но, если при атаке он и сам пострадает, пропоров себе грудь — умирать будет веселее.

Быстро уйдя с места охоты, взобрался по сыпучему склону небольшого снежного холма, осторожно отгреб наметенный снег и забрался в неприметную черную дыру, оказавшись в очередной снежной норе. Эта отличалась от предыдущей чуть меньшим размером, вытянутой формой и куда лучшим обзором. Отсюда я мог любоваться настоящей панорамой — холм хоть и небольшой, но в свою очередь расположен на плече куда более могучего собрата.

Третий день продолжается моя снежная робинзонада.

Последний день.

Именно столько времени — две ночи и три дня — я наметил себе как лимит. Наметил заранее, когда был еще бодр и полон сил. Чтобы потом, уже вымотанным и замерзшим, не смалодушничать и не назначить меньший срок.

Развернув сверток, я заработал ножом, нарезая уже чуть подмерзшее мясо тонкими полупрозрачными пластинками. Нарезал осторожно и неторопливо — пару дней назад чуть поспешил и отточенное лезвие ножа легко вспороло большой палец. Хорошо неглубоко. Но любая травма в подобной ситуации может оказаться гибельной.

Нарезанные розовато-белые с красными кляксами пластинки одна за другой падали в чистый снег. Нарезав целый ломоть, я глянул в сторону — на неотрывно смотрящее на меня старческое женское лицо — извиняющееся вздохнул.

Неприлично жрать рядом с промерзшим трупом. Вроде как непочтение к уже почившей сиделице, на которую я наткнулся, когда выкапывал эту нору. Не знаю, чего ее понесло на верхотуру — не иначе хотела с высоты оглядеться и увидеть приветливо мигающие недалекие огни спасительного Бункера. Поднялась, не увидела ничего кроме угрюмой черноты… и сдалась.

Возможно, так и было. Одно точно — рюкзака или хотя бы сумки при ней не оказалось. А вот вполне приличный черный лыжный костюм и лыжные палки имелись. В хрустящих промерзших карманах ничего кроме мелочевки — перочинный нож, электронные наручные часы с порванным браслетом, двадцать четыре различные конфеты — от шоколадных до сосательных.

Все ее имущество я забрал. В первую очередь прикарманил конфеты, распихав их по своим карманам и не забыв поблагодарить умершую за щедрый подарок.

Сахар. Простой углевод, что так быстро попадет в кровь и повышает уровень глюкозы. Сахар, что одним свои вкусом бодрит и умаляет тревоги. Не зря на сахарной игле давно и надежно сидит три четверти жиреющего человечества. Многим проще отказаться от мяса, но не от сахара.

Кстати, о мясе…

Потыкав пластинки, убедился, что они «дошли».

А черт… опять забыл…

Покопавшись, вытащил из-за пазухи две одинаковые баночки из-под аспирина. Разобравшись в какой таблетки, убрал ее обратно. Вторую откупорил и сыпанул на мясные пластины чуток соли, осторожно втер ее в мясо. Соль крупная, сероватая, вкусная.

Невольно рассмеялся от пришедшей в голову дурацкой мысли.

Сахар — белая смерть.

Соль — белая смерть.

Снег и стужа — белая смерть.

Да я прямо окружен смертью!

Может барахтаться бессмысленно? Может уже пора всыпать в себя остатки соли из баночки, заесть все это снегом вперемешку с конфетами, содрать с себя меховые одежды и бросить нагим на снег? Пусть белая смерть забирает Охотника…

Нет уж. Я еще побарахтаюсь.

Из второго кармана я добыл несколько буро-зеленых веточек неизвестного мне растения. Я обнаружил его вчера — когда пробирался по второму плечу снежного холма гиганта, собираясь взглянуть на местность им скрываемую. Там я споткнулся о очередной труп старика. На его теле нашел аспирин, анальгин, соль, несколько золотых цепочек и почти пустой рюкзак со старым рваным шмотьем. Все бывшие сидельцы лезут и лезут на вершины холмов…

На трупе лекарства. А под трупом трава. Она пустила прозрачные льдистые корешки прямо в бурый снег под лицом старика, стебельки заползли в рот, отрастили и там тонкие корешки, что впились в мерзлую плоть. Под лежащим ничком трупом — целый буро-зеленый ковер. Никакой земли — вся питательные вещества из уже неплохо проеденного рта и горла. Вода из снега и опять же из трупа. Я хорошенько там все рассмотрел, полюбовавшись проеденными в трупе извилистыми ходами и вытащив оказавшийся метровым корень из шейной вены. Корешок полз по замершей трубе вены, выедая застывшую кровь…

Травы я набрал. Не побрезговал ей из-за источника питания. Там же рискнул закинуть в рот пару крохотных стебельков. Пару раз жеванув, выплюнул, собрал находки и траву в рюкзак, кивнул мертвецу напоследок и пошел дальше. На вкус трава оказалась сладко-кислой. Вкус очень приятный. Осталось выждать некоторое время чтобы понять — ядовита или нет.

Оставленный за спиной старик, кстати, был разорван пополам. Ниже поясницы — лишь жутко торчащий огрызок позвоночного столба. И застывший кристаллами красный снег, куда уже добралась загадочная трава, которой я набрал целую охапку.

Трава…

Это здешнее растение. Несомненно. Плоские широкие стебли со вздутиями на концах. Внутри скрывается полость забитая подобием ваты — очень летучей, как выяснилось опытным путем. Стоило разжать пальцы — и вихрь унес крохотные белые комочки. Так вот она и летает вместе со снегом. Часть семян пропадет навеки под снежным покровом. А часть угодит на мертвые тела и пустит льдистые цепкие корешки…

Ах да — разорванный старик держал в левой ладони почти откупоренный пузырек с аспирином. Не разобрался сгоряча с серьезностью ранения? Сколько секунд у него было после получения чудовищной раны? И он дернулся рукой за аспирином, решив, что чудодейственное средство вернет ему половину тела?

Кто знает…

О чем вообще может думать разорванный пополам человек в те пару секунд до начала болевого и психологического шока, а затем и смерти? Что-то вроде — ах ты ж как нехорошо получилось?…