Движение безработных как нельзя лучше закрепило этот урок. Там, где существовали организации безработных, удавалось кое-что сделать для нуждающихся семей, а это «кое-что» в условиях кризиса часто являлось последним и единственным шансом не умереть с голоду, не оказаться в положении бездомных скитальцев. Тяготы, которые пришлось вынести рабочим в их борьбе со своекорыстным классом собственников, пекущимся лишь о собственном благополучии, могли быть значительно меньшими, если бы не было разобщенности и дезорганизации в их рядах. Три года страданий сделали этот вывод самоочевидным и оказали большое воздействие на психический склад рабочего класса. Именно эта спонтанно сознательная реакция рабочего на эгоистическое до жесткости поведение хозяев, демонстрировавших образцы антигуманности, и послужила самым мощным ускорителем того необычайного подъема движения за организацию рабочих в профсоюзы и их радикализации, который начался с 1933 г. и который не знала еще история американского рабочего движения {31}.

Вот образец документа, вышедшего из недр профсоюзного движения того времени. Мы цитируем воззвание Национального совета федеральных союзов рабочих автомобильной промышленности к рядовым членам и активистам профсоюзов от 1 марта 1935 г. Точки над «i» в нем поставлены четко и определенно, язык документа не допускает инотолкований, он лаконичен и предельно тверд. Это призыв к бескомпромиссной борьбе. «Нам противостоят хозяева предприятий, которые говорят языком джунглей. Их философия – это философия Бурбонов, которые, присвоив себе все права и привилегии, отказывают во всем тем, кто трудится на них. Выбор сделан. Нетерпимые условия труда, столь долго существовавшие на заводах автомобильной промышленности, должны быть изменены. Права человека стоят выше прибыли и права на эксплуатацию. Рабочие-автомобилестроители сейчас имеют возможность нанести мощный удар, который принесет им свободу и справедливость» {32}.

В процентном исчислении количество стачек в защиту права организации в профсоюз увеличилось с 19 % в 1932 г. до 45,9 % в 1934 г. Вплоть до 1942 г. забастовки такого рода составляли почти 50 % общего числа стачек {33}. За короткий промежуток времени был остановлен процесс сокращения численности тред-юнионов, неуклонно развивавшийся с начала 20-х годов, причем численность некоторых профсоюзов выросла в десятки и даже сотни раз. Если в 1933 г., согласно данным рабочей статистики, общее число членов тред-юнионов составляло менее 3 млн человек, то в 1940 г. их было уже свыше 7 млн {34}. По существу, впервые были пробиты глубокие бреши в антипрофсоюзных заграждениях, которыми корпоративный капитал окружил многие ведущие отрасли промышленности с сотнями тысяч занятых в них трудящихся – электротехническую, металлургическую, автомобилестроение, химическую, автомобильный транспорт, нефтяную, авиационную, станкостроительную, горнодобывающую и т. д.

Этот стремительный процесс высвобождения скрытой энергии рабочего движения имел своим источником рабочие низы и носил спонтанный характер. Он застал буквально врасплох не только предпринимателей, либеральных идеологов и политиков, но и воспитанных на догмах гомперсизма старых профсоюзных лидеров. Другая важная особенность – наиболее широкое распространение движения «нового тред-юнионизма» получило среди рабочих основных отраслей промышленности, т. е. там, где степень обобществления труда, рационализации производственных процессов, централизации капитала и концентрации рабочей силы достигла наивысшего для своего времени уровня. Уже сам характер поточного производства на основе конвейерной системы сделал очевидным в глазах занятых в нем рабочих все преимущества отказа от цеховой, замкнутой, элитарной структуры профдвижения и создания в этих отраслях массовых производственных профсоюзов, вовлекающих в свои ряды работников различных специальностей и разной квалификации – от подсобных рабочих до высококвалифицированного персонала. Перспектива ломки складывавшейся десятилетиями структуры профессионального движения, его демократизации и приобщения к решению социально-политических задач больших масс решительно настроенных белых и черных рабочих никак не устраивала верхушку АФТ. Таким образом, конфликт вокруг вопроса об организационной структуре тред-юнионизма перерос в борьбу двух тенденций в профдвижении – соглашательской, оппортунистической, с одной стороны, и классово-сознательной, последовательно демократической, нацеленной на ориентиры более высокого порядка, чем защита одних лишь экономических прав и интересов касты избранных, – с другой.

С каждым месяцем линия водораздела обозначалась все резче, все определеннее. «Новый тред-юнионизм» (или «социальный тред-юнионизм), привлекая под свои знамена большие массы неорганизованных рабочих, оказавшихся в наихудших, прямо-таки бедственных условиях, решительно отверг план мелких, разрозненных действий, предложенный руководством АФТ, которое открыто помышляло «утрясти» весь конфликт с отдельными группами корпоративного капитала путем кулуарных сделок в рамках старых формул гомперсизма о социальном партнерстве и единстве интересов рабочей аристократии и менеджмента. В полном согласии с этой стратегией руководство АФТ не желало, например, что-либо изменить в статусе черных рабочих, отклонив предложения начать кампанию за их вовлечение в профсоюзы {35}. В то же время в отличие от национальных и межнациональных союзов АФТ, стремившихся не допускать в свои ряды черных, «новый тред-юнионизм» сделал важный шаг к разрушению расистских барьеров, распахнув двери для «цветных» трудящихся, подвергшихся наиболее жестокому угнетению и дискриминации.

Господствующая в новых союзах атмосфера не имела ничего общего с апатией и пораженчеством, разъедавшими большинство цеховых тред-юнионов АФТ. У. Рейтер, будущий руководитель Объединенного профсоюза рабочих автомобильной промышленности и активный участник стачечных боев в защиту права на организацию в новые, производственные профсоюзы, отмечал в статье, опубликованной в марте 1933 г., что в них царил совсем иной дух. Они были организованы «на широкой индустриальной основе и руководствовались принципом классовой борьбы». Рабочие, писал он далее, «под левым руководством ведут упорную борьбу с целью создания мощного союза рабочих автомобильной промышленности, боевой классово сознательной организации. Стачки вселили в сознание рабочих Детройта дух мятежа против системы капиталистического феодализма и проложили дорогу к успеху движения, которое не знает параллели в истории автомобильной промышленности США» {36}. Таким видел молодой У. Рейтер подъем «нового тред-юнионизма». Он был близок к истине. В годы кризиса 1929–1933 гг. и «нового курса» американское профсоюзное движение в целом проделало большой участок пути в направлении к социал-демократическому выбору, о чем, впрочем, не принято было говорить с трибун {37}.

Ход событий способствовал росту классового самосознания рабочих, самодеятельности низов, обогащению всего движения наступательным духом, выдвижению целой плеяды молодых рабочих-вожаков, тесно связанных с рабочей средой. Их идейный и политический кругозор не был скован рамками узколобого профсоюзного практицизма, элитарной психологией рабочей верхушки. Особое место и роль среди них принадлежали коммунистам, явившимся буквально из подполья. В июле 1934 г. филиал АФТ в Детройте провел неофициальное обследование состава рабочих-активистов по идеологическому принципу и нашел, что следующие группы играют лидирующую роль: коммунисты, сторонники АФТ, члены ИРМ и социалисты. Коммунисты были названы первыми, а их деятельность охарактеризована следующим образом: «Компартия еще десять лет назад завоевала руководящие позиции в профсоюзе авторабочих и длительное время была единственной боевой силой в автомобильной промышленности» {38}.