Фил переносил нищету с большим трудом. И не потому, что он стремился к роскоши. Нищета была унижением, отметиной его неспособности – и нежелания – жить так, как американские работающие мужчины. Фил знал, что его призвание – быть писателем, но знал он также, что писательство позволяет ему скрываться от мира. В мае 1978 года он писал дочери Лоре, объясняя, почему не мог присутствовать на ее школьном выпуске:

Такое подавленное настроение часто проявлялось у Фила в письмах, когда он отказывался от поездок. Но его стыд за нищету ранних лет (к 1978 году Фил уже не был нуждающимся) был вполне подлинным. Это снова проявилось в 1980 году в предисловии к сборнику The Golden Man. Фил рассказывает о покупке «собачьего корма», о которой упоминалось выше:

Клео указывает, что в магазинах для домашних любимцев конское мясо продают людям, не задавая лишних вопросов, и что жареная конина очень недурна. Что же касается чувства унижения Фила: «Все, что я могу сделать, так это сказать вам, что в то время он унижения не чувствовал. Он выработал свой modus vivendi[83] и следовал ему почти восемь лет. Поэтому высказывание: «О, как ужасно быть таким бедным», – это поздняя реконструкция».

У Фила была его жена, его дом, его кот, его «Магнавокс» и его урочные занятия писательством, которые заканчивались далеко за полночь (обычно это длилось до двух часов ночи). В начале дня он читал запоем – Флобера и Бальзака, Тургенева и Достоевского, книги по метафизике и гностицизму, последние фантастические произведения Брэдбери и Ван Вогта. Он был увлечен немецкой поэзией и был (со времени в Охае) сносным латинистом. Он восхищался, помимо модели прозы, простотой стиля и напряженностью «Анабасиса» Ксенофонта. Его приводил в восторг роман Джойса «Поминки по Финнегану», которому он придумывал множество интерпретаций, например, такую, что текст представляет собой сон Эрвиккера, от которого тот в конце романа пробуждается. Клео говорит: «В символических терминах, Филу хотелось бы быть Джеймсом Джойсом без дураков».

В интервью Греггу Рикману Фил вспоминал время, когда рассказал Клео о своем последнем читательском открытии – «Путеводителе колеблющихся» Моисея Маймонида[84] (средневековый иудейский[85] трактат, исследующий границы разума в вопросах веры): «Она [Клео] говорит: «Я беседовала с одним из своих профессоров, и тот сказал мне, что во всех Соединенных Штатах нет, вероятно, больше ни одного человека, который бы в настоящее время читал Моисея Маймонида».

Клео не помнит этого эпизода. Ее объяснения того, как об этом рассказывал Фил, предлагает один из его многочисленных друзей (в других словах, но, по сути, то же самое):

Клео описывает Фила как человека формально не религиозного, но обладающего «сильным чувством мистического единства со вселенной». Они разделяли идеи «анимизма», что делало их наблюдательными, и они могли легко восхищаться мелкими ежедневными событиями. Фил несколько раз испытывал такое чувство, будто бы он покидает свое тело. В интервью 1977 года он вспоминал один из таких моментов: «Возвращаясь к тому времени, когда я начал писать научную фантастику, как-то ночью я спал, и проснулся, и увидел фигуру, стоящую у края кровати, глядящую вниз на меня, и я забормотал от удивления, и тут же проснулась моя жена и начала визжать – она тоже ее увидела, – я ее узнал и стал убеждать жену, что это всего лишь только я, и бояться нечего». Клео добавляет (в 1987 году): «И тогда я поняла, что это всего лишь отражение луны, светящей сквозь окно над лестницей на многослойную стеклянную дверь, ведущую в спальню». В этом интервью Фил продолжает: