Друг хуев, блядь. Ещё бы по-отечески похлопал по спине. Но в чём-то Антошка прав, и чтобы освободить «Дракона» от этого дерьма, придётся замараться. То, что клуб давно не принадлежит Хоминичу, я разобрался. В последнюю неделю пришлось помотаться, а оказывается, есть и более короткий путь.

— Алесей, — слышу за спиной женский голос. Наташа. Ещё один блядский разговор. — Здесь холодно, а ты без куртки.

Она достаёт длинную сигарету и зажимает её между пухлых ярко-накрашенных губ. Такая же красивая, совершенно не изменилась. Наташе нельзя отказать в том, что она умеет следить за собой. И такая же сучная.

— Я закаляюсь, — разговаривать с ней нет никакого желания.

Хочу развернуться и уйти, но её цепкие пальцы с длинными острыми ногтями ложатся мне на локоть. Я притормаживаю, и Наташа тут же её убирает.

— Лёш, — начинает приглушённо. — Прости меня.

Блядь, я не ослышался? Эгоистичная сука просит прощения?

— Тогда, шесть лет назад я поступила ужасно. Я так сожалею, — кажется, я даже чую искренность в её словах. — Ты нуждался в материнской заботе, а я тебя оттолкнула, повела себя отвратительно.

— Шесть лет прошло, Наташа. К чему сейчас об этом говорить?

Я спокоен. Но только внешне. На самом деле мне хочется схватить её за дорогущий меховой воротник пальто и приложить головой о стену.

— Может, я и плохая мать, но всё же мать. А вы были совсем детьми. Мне стало страшно, что ты сломаешь мою девочку, Лёша.

Её голос прерывается, в глазах стоят слёзы. Она судорожно сжимает полы пальто, да так что белеют костяшки пальцев. Дрожит.

— Я думала, через год ты вернёшься. Станешь более сдержанным, поумнеешь. И Яна станет взрослее. Возможно тогда бы вы пришли к чему-то.

— И как, твои надежды оправдались?

Наталья горько усмехается.

— Дочь стала мне ещё более чужой. Она всё поняла.

Жена отца достаёт вторую сигарету, кивает на зажигалку, что я верчу в пальцах. Приходится поднести огонь к её лицу.

— Твоя мама…

— Заткнись. И больше ни слова не говори о моей матери, — говорю с ледяным спокойствием, но женщина замирает, запнувшись на полуслове.

— Лёш, — её голос сел, когда она начинает снова говорить спустя минуту молчания. — Я же всё вижу. Пожалуйста, не обижай её. Яна не умеет выживать как я, ей нужна стена, за которую можно спрятаться. Если моя девочка доверится тебе, прошу, сбереги её. Ты сможешь, я знаю.

Какой бы стервой ни была моя мачеха, в любви к ребёнку ей не откажешь. Хоть и проявлялась эта любой хрен пойми как.

— Ты, конечно, редкая сука, Наташа, — всё же говорю, надоело быть политкорректным. — Но твоя дочь тут ни при чём. Она в безопасности. Даю слово.

Наталья сдавленно выдыхает, и тут как раз открывается дверь. Из дома, уже в пальто, вылетает моя бестолочь. Она порывисто обнимает мать, дёргано мажет по мне взглядом.

— Яна, неужели тебе уже пора?

— Да, мам, такси ждёт. Пока-пока.

Цепляю её за локоть, удерживая на месте. Нихрена себе, сбежать собралась?

— Отпусти машину.

— Лёш, мне правда пора, — девчонка бросает короткий взгляд на мать, которая стоит, застыв и не вмешиваясь. — Завтра на дежурство.

Я чувствую её нежелание говорить при матери. Я теперь вообще чувствую все вибрации её настроения. В натуре магия какая-то.

— Я возьму куртку и ключи. Стой здесь.

Смотрю так, чтобы поняла. Сбежит — я приду. И тогда пусть не обижается.

Оставляю их с матерью и ухожу в дом. Прощаюсь с отцом, забираю вещи и выхожу. Наталья на крыльце одна, а за воротами слышен шум шин. Уехала. Сбежала трусливо. А может ей нравится эта охота? Меня она уже заебала. Хотелось просто сгрести её в охапку и засунуть под одеяло.

— Яна пошла отпустить машину, она ждёт за воротами, — поспешно сообщает мачеха.

И снова смотрит этим умоляющим взглядом. Она больше не в праве что-то кому-то запретить.

— Лёш, — хватает снова меня за локоть, когда я начинаю спускаться со ступеней. Да что ж за мода такая — цепляться за чужую одежду. — Прошу…

— Я тебе уже всё сказал, Наташа.

Яна стоит за воротами, кутаясь в ворот пальто. Погода мерзкая, и хочется побыстрее оказаться в салоне. Молчим, пока ворота гаража ползут вверх, открывая доступ к «Лексусу». Выгоняю машину, открываю пассажирскую дверь. Девушка ныряет в салон и подносит озябшие пальцы к отверстиям, из которых идёт тёплый воздух. Я завожу мотор и выезжаю на дорогу. Снег с дождём снова усиливается, барабанит по лобовому, заставляя дворники метаться без остановки.

Я включаю тихую музыку. Странный контраст — уют и напряжение. В груди тепло, а в штанах жарко. Кажется, что каждый волосок на теле тянется в её сторону, как намагниченный. Снова хочу. Много раз, и каждый раз по-разному. Хочу её нежно, чтобы растаяла, чтобы испытала свой первый настоящий оргазм, хочу жёстко, чтобы следы на коже и влага везде, хочу, чтобы сопротивлялась и хочу, чтобы поддавалась. Хочу.

Чёрт! Так же и на обочину вылететь можно. Но если сейчас хотя бы не прикоснусь — с ума сойду. Кладу ей руку на колено, слежу за реакцией. Яна на момент опускает глаза, а потом напрягается.

— Куда мы едем? — спрашивает, когда я сворачиваю в свой район. — Мой дом в другой стороне.

— Я в курсе. Мы едем ко мне.

— Лёш…

Я сильнее сжимаю её бедро, веду рукой вверх. Яна замирает, переводит взгляд на меня. В глазах сомнение и страх. Всё ещё обижается.

— Не бойся меня, Яна. Я тебя не съем. Мы просто ляжем спать.

Сначала её глаза округляются, а влажные губы размыкаются.

— Обещаешь? — спрашивает с недоверием.

— Обещаю.

Блядь. Вот это я встрял. Хочу же её до онемения в пальцах, но девчонка должна научиться мне доверять. Хоть немного.

— Правда?

— Ещё раз переспросишь, и обещание отменяется.

Пожалуйста, переспроси! Но она молчит, поджимает губы и недоверчиво смотрит.

— Я тебя не трону, — а потом делаю контрольный в голову самому себе. — Даже если попросишь.

Я ж грёбанный джентльмен: обещал её мамаше. Но если действительно, то хватит с неё пока. Сегодня в ванной было слишком для неё. Для Янки это только второй раз, ей было больно — я почувствовал, даже немного закровило. Я же не животное. Даже не притронусь, иначе не смогу остановиться: либо нагну, либо на колени поставлю. Для первого пока хватит, а для второго — слишком рано, да вообще, это только по её желанию.

Яна кладёт свою маленькую прохладную ладошку на мою, что на её ноге, и так мы в молчании едем до моего дома. В лифте поднимаемся за руки, но друг на друга не смотрим. Ебануться, Шевцов, а ты романтик!