Он достал из своей неисчерпаемой сумки пучок промокшей травы и с трудом разжег его от костра. Трава сильно дымила. Манко сел на колени у лежащего без чувств человека и стал водить пучком над бездыханным телом. Тишину сельвы нарушила унылая песня, скорее даже подвывание. Индеец колдовал. Он качался всем телом, держа в одной руке дымящую траву, а другой сжимая нож с золотой рукояткой. Казалось, и песня, и дым будут стелиться над умирающим вечно. Но вот Манко замер и, прервав вой, упал рядом с Аланом.

Андреа подошел поближе. Ацтек был бледен, но дышал ровно и спокойно. Алан лежал без чувств, но на его лице уже не было смертельной испарины и щеки порозовели. Андреа забрал нож из ослабшей руки индейца и спрятал его подальше.

Оба лежали неподвижно около часа. А потом Манко встал, завернулся в пончо, отошел от Алана и как ни в чем не бывало уселся в стороне на корточки.

Андреа подошел и сел на прелую листву рядом.

— Откуда ты знал про нож? — тихо, только для ушей индейца, спросил он.

— Этим ножом вырезали сердце у жертв. Это нож высшего жреца, — почти не шевеля губами, ответил Манко.

— Но откуда ты…

— Ты избран. Монтесума ждет тебя. Тебя ждет испытание.

— Какое испытание? Что ты говоришь?

— Никто не прошел испытания до сих пор.

— Я не хочу никаких испытаний. — Андреа говорил как можно тише.

— Ты избран. А избранный должен пройти испытание.

Андреа посмотрел на индейца, пытаясь прочесть хоть что-то в его глазах. Но глаза Манко были закрыты, и больше он не ответил ни на один вопрос.

— Это же гениально! — Травалини дергал за рукав Андреа. — Это гениальная находка.

— Вы о чем? — Андреа глянул на врача непонимающим взглядом.

— Эта медицина индейцев! Замедлить сердцебиение, чтобы кровь не разносила яд по телу! По приезду я должен написать доклад в королевское общество.

— В какое общество? — Андреа был далек в мыслях и от медицины, и от королей, и от их обществ.

— Ну, я не знаю, не важно, — увлеченно говорил Травалини. — Так принято — писать в королевское общество. Я не писал, пока не интересовался. Но это же переворот в медицине!

Даже если на землю вернемся

мы вторично, согласно Гафизу,

мы, конечно, с тобой разминемся.

Я тебя никогда не увижу.

И окажется так минимальным

наше непониманье с тобою

перед будущим непониманьем

двух живых с пустотой неживою.

А. Вознесенский

«Диссект» без особых приключений шел на юг. Вахты сменялись вахтами, Топо от вынужденного безделья стал читать книги из библиотеки в капитанской каюте. Мокей с благословения исполняющего обязанности капитана лейтенанта Джесси Сайлера сколотил команду из семи квартер-артиллеристов[58]и учил их хитростям артиллерийского дела. Незаметно проскочили экватор. Все чаще по ночам на палубу падали стаи летучих рыб, что очень радовало кока.

Топо, впервые в жизни оказавшись в Южном полушарии, с восторгом изучал ночное звездное небо с непривычными созвездиями. Он даже попросил Ван Фогта, штурмана, научить его навигации в здешних широтах, на что тот, тоже не обремененный излишними заботами, с удовольствием согласился.

Во время занятий штурман иногда начинал странные разговоры о несправедливости бытия. О том, что все в мире уже давно досталось узкому кругу лиц, и простой человек никогда не сможет выбиться из нищеты в люди. Что-то в этих беседах Топо раздражало, и он всеми силами уходил от вязких, бессмысленных разговоров. Тем более что в рассуждениях штурмана определенно присутствовала нехорошая зависть к Андреа, любимчику судьбы в глазах Ван Фогта. Постепенно занятия со штурманом сошли на нет, и Топо в основном пребывал в блаженном ничегонеделании. Фрегат медленно обходил гигантскую, таинственную страну Бразилию со страшной и волшебной Амазонией, скрытой внутри материка.

Однажды вечером Топо услышал разговор двух моряков, сидевших в темноте батарейной палубы. Топо так и не понял, кто это был. Один из собеседников рассказывал легенду, которую он услышал от одного бразильского индейца. Легенда эта была о сотворении мира. Легенда говорила о том, что до сотворения мира были отец и сын Райру и Кару. Кару, сын, был умный, и это очень злило отца его, Райру. Много способов испробовал отец, чтобы извести сына, но ничего не получалось. Однажды отец сделал из листьев броненосца и намазал клеем его хвост. Когда сын по просьбе отца взял за хвост броненосца, то зверь из листьев затянул сына под землю. Но через несколько дней сын вернулся и рассказал Райру, что под землей он нашел много людей и что все они будут работать на них. А еще перед этим Кару из камня сделал небо. Так вот, отец простил сына, дал ему веревку и отправил за людьми под землю. По веревке поднялись много красивых людей и еще немножко некрасивых. Отец сделал краску, чтобы отличить мужчин от женщин. Тут нескладный рассказ прервался громким смехом собеседника. Рассказчик не обиделся и сказал, что из легенды слова не выкинешь. Так вот, некрасивых людей отец Райру превратил в разных животных. В общем, мир так и появился.

— А смысл в чем? — Топо не выдержал и спросил с высоты юта.

На палубе замолкли, а потом раздался голос того, кто рассказывал легенду:

— А то, что каждый видит мир по-своему. И сам придумывает, как мир появился. И каждый, если захочет, будет жить в своем мире. А подслушивать нехорошо, можно и поплатиться.

— Это кто тут мне угрожает? — Возмущенный Топо прыгнул вниз, на пушечный дек. Но никого там он не нашел.

* * *

Спустя неделю «Диссект» шел бакштагом[59]правого галса,[60]и ровный ветер не создавал никаких проблем ни команде, ни офицерам.

— Что это там, на горизонте? — Сайлер внимательно смотрел в подзорную трубу и бормотал сам себе. — Не нравится мне это. Лево руля, курс ост!

На полубаке кроме лейтенанта и Топо был только Барбаросса, который к тому времени освоился на корабле настолько, что крысы практически исчезли. Громкий приказ не понравился животному, и кот, не теряя важности, скрылся в направлении капитанской каюты.

Вахтенный офицер, а сейчас было время лейтенанта Сайруса Санториуса, принял новый курс от капитана и подал команду «К повороту оверштаг!».[61]Парусная команда рассыпалась по вантам, убирая паруса на реях и выставляя кливера, стаксели и апсели.[62]Когда фрегат лег на новый курс, обрасопили[63]реи и поставили прямое парусное вооружение, фрегат ринулся навстречу горизонту, где уже четко виднелись два корабля.