– Какая дверь?

– В моей голове. За ней что-то есть, и я не знаю что. Ее светлость говорит, это нормально.

Гленда поняла, что сдается. Да, Натт отвечал на вопросы, но в результате их не становилось меньше. И все-таки она упорствовала, как будто ковыряла консервную банку в надежде ее открыть.

– Ее светлость – настоящая, правда? У нее замок, слуги и все такое?

– О да. «Все такое» в том числе. Она мой друг. И она… зрелая, как сыр и вино, потому что живет уже давно и не стареет.

– Это она отправила тебя сюда и научила тому… что ты сделал с Тревом?

Трев зашевелился на своей подстилке.

– Нет, – ответил Натт. – Я читал трактаты мудрецов в библиотеке. Но ее светлость сказала, что люди – своего рода живые книги и что я должен научиться их читать.

– Ну, Трева ты читаешь неплохо. Только учти: не вздумай пробовать эти штучки на мне, иначе больше не получишь ни одного пирога!

– Да, мисс Гленда. Простите, мисс Гленда.

Она вздохнула. «Что со мной такое? Как только люди начинают грустить, мне становится их жалко!» Она подняла глаза. Натт наблюдал за ней.

– Перестань!

– Простите, мисс Гленда.

– Но, по крайней мере, ты повидал футбол. Тебе понравилось?

Лицо Натта просияло.

– Да. Это было чудесно. Шум, толпа, пение… о, это пение! Оно словно вливалось в кровь! Петь всем вместе! Чувствовать себя заодно с другими! Быть не одиночкой, но частью целого, с общим разумом и целью! – Он увидел лицо Гленды и осекся. – Э… извините.

– То есть тебе понравилось, – подытожила она. Видеть эту вспышку чувств было все равно что приоткрыть дверь духовки. Хорошо хоть волосы не опалило.

– Аура просто необыкновенная!

– Не знаю, не пробовала, – наугад ответила Гленда, – но гороховый пудинг там обычно ничего себе.

Постукиванье чашки о блюдце и позвякиванье чайной ложечки возвестили прибытие Джульетты, или, точнее, чая, который она благоговейно держала перед собой наподобие священного сосуда, а сама влеклась следом, как хвост кометы. Гленда поразилась. Чай был в чашке, а не на блюдце, и имел вполне типичный для чая коричневый цвет (как правило, единственный соблюденный критерий, если чай заваривала Джульетта).

Трев сел, и Гленда задумалась, как долго он прислушивался к разговору. Допустим, в экстренных ситуациях от него был некоторый прок, и, по крайней мере, он иногда мылся и пользовался зубной щеткой, но ведь Джульетта – особенная девушка, не так ли? Она ждала своего принца. Теоретически, под это описание подходил только патриций Витинари, но он был слишком стар. И потом, никто никогда не знал, с какой ноги он встанет – если он вообще ложится. Но однажды принц появится, даже если Гленде придется притащить его на веревке.

Она повернулась. Натт опять внимательно за ней наблюдал. Что ж, ее книга закрыта и убрана под замок, и никому не позволено перебирать страницы. А завтра она выяснит, что затеяли волшебники. Это несложно. Она превратится в невидимку.

В ночной тишине Натт сидел за собственным столиком в своем любимом уголке – на самом деле, всего-навсего в соседней комнате, рядом с чанами. Свечки горели, а он смотрел на листок бумаги и рассеянно ковырял в ухе кончиком карандаша.

Теоретически Натт был специалистом в любовной поэзии всех времен и народов и нередко беседовал об этом с мисс Здравинг, замковым библиотекарем. Он пытался обсуждать стихи и с ее светлостью, но та рассмеялась и сказала, что все это глупости, хотя они бывают полезны в качестве руководства, а именно – как, используя определенные слова, метрику, ритм и интонации, заставить молодую особу раздеться. Натт не вполне понял, что ее светлость имела в виду. Речь как будто шла о каком-то ловком трюке.

Он постучал карандашом по странице. В библиотеке замка было полно стихов, и он жадно читал их, как читал вообще любые книги, не зная, зачем они написаны и какой цели призваны служить. Как правило, все стихи, адресованные мужчиной женщине, следовали одному образцу. И теперь, располагая сокровищницей лучшей мировой поэзии, Натт тщетно пытался подобрать слова.

Потом он кивнул. Ах да, знаменитое стихотворение Роберта Скандаля «Аой! Обращение к глухой красавице». Размер и форма вроде бы подходили. Разумеется, еще должна быть муза. Поэзии всегда нужна муза. В том-то и заключалась некоторая сложность. Джульетта, несомненно привлекательная, казалась Натту чем-то вроде дружелюбного привидения. Хм. О, ну конечно…

Натт вытащил карандаш из уха, еще немного помедлил и написал:

Я не любовь пою – она слепа,

Но восславляю гений доброты…

Очаг остывал, зато голова у Натта горела.

Примерно в полночь Гленда решила, что теперь можно спокойно оставить парней одних и пусть себе занимаются тем, чем обычно занимаются парни, когда женщины за ними не присматривают. Гленда и Джульетта сели на ночной омнибус, идущий через город. А значит, ей предстояло ночевать в собственной постели.

Она оглядела крошечную спальню при свете свечи и с некоторым усилием встретила взгляд господина Шатуна, феноменального трехглазого медвежонка. Было бы неплохо наконец получить от мироздания какое-нибудь объяснение, но мироздание никогда и ничего не объясняет, оно лишь задает новые вопросы.

Гленда осторожно протянула руку, хотя за ней наблюдал лишь трехглазый медвежонок, и вытащила последний роман Анжебеты Бодссль-Ярбоуз из стопки, безуспешно спрятанной под кроватью. После десяти минут чтения (за это время Гленда успела одолеть изрядную часть книги, потому что произведения госпожи Бодссль-Ярбоуз были такими же тоненькими, как ее героини) она испытала дежавю. Более того, дежавю в квадрате, поскольку у Гленды возникло ощущение, что оно у нее не в первый раз.

– Они на самом деле все одинаковые, – сказала Гленда, обращаясь к трехглазому медвежонку. – Ты заранее знаешь, что в книжке будет Юная Мэри, ну или кто-то в этом роде, что она встретит двух парней и будет встречаться с тем, что полюбезнее, потом начнутся всякие недоразумения, и дальше поцелуев дело не продвинется. И можно с уверенностью сказать, что не будет, например, ни увлекательной гражданской войны, ни нашествия троллей, ни хотя бы сцены на кухне. Максимум – гроза.

Иными словами, романы не имели ничего общего с реальной жизнью; хотя в ней тоже недоставало гражданских войн и нашествия троллей, зато, по крайней мере, у нее хватало приличия не исключать многочисленные сцены на кухне. И то спасибо.

Книга выпала из пальцев Гленды, и через полминуты она уже крепко спала.

Как ни странно, ночью она не понадобилась никому из соседей, поэтому Гленда встала, оделась и позавтракала в почти незнакомом мире. Открыв дверь, чтобы отнести завтрак вдове Крауди, она обнаружила на крыльце Джульетту.

Девушка отступила на шаг.

– Ты уже уходишь, Гленди? Еще рано.