Эндрю пожал плечами и протянул руку за ломтиком моркови.

— Как получится. Может быть, весной. Ремонтом я занимаюсь в промежутках между заказами, так что это займет еще немалое время. Ну, а поскольку я тут один, то спешить мне некуда. Ты, кстати, вообще первый человек, который все это видит. Я как-то особо гостей не принимаю. И раз уж об этом зашла речь — почему ты решила ко мне заглянуть?

Лиззи положила себе на тарелочку ложку картофельного салата и передала контейнер Эндрю.

— Я сегодня ездила пообщаться с Фредом Гилмэном. Ты был прав. Он чуть не захлопнул дверь перед моим носом.

— Ничего удивительного.

— Да, но я все не могу отделаться от мысли… Послушай, а насколько хорошо ты его знаешь?

— Гилмэна? Да не так чтобы хорошо. Он у моего отца был покупателем. А что?

— Да просто думаю: а нет ли какой-то особой причины, почему он не хочет, чтобы я что-то разнюхивала? Может, он что-то знает и не хочет, чтобы об этом узнала я?

— Под этим «что-то» ты подразумеваешь?…

— Всякое бывает.

— Лиззи, хорошо подумай о том, что ты сейчас говоришь.

— Я уже много об этом думала — почти всю дорогу до дома. Он не был просто удручен — он был враждебно настроен. Он не хочет, чтобы я вообще как-то касалась этого дела.

Эндрю положил вилку, нахмурившись.

— Что он тебе сказал?

— Что Альтея получила то, что заслужила, и что я, быть может, тоже свое получу. Возможно, в нем говорил всего лишь гнев. Но в том, как он это сказал, было… ну, не знаю… что-то очень зловещее. А еще он предупредил, чтобы я держалась подальше от его жены, и это мне кажется несколько странным, учитывая, что они больше не вместе. Почему он так не хочет, чтобы я с ней поговорила?

— Может, это просто желание ее защитить? То, что два человека стали жить порознь, вовсе не означает, что они перестали беспокоиться друг о друге.

Лиззи кивнула, приняв это замечание на веру. Во всем, что касалось супружеской жизни, у нее не было ни опыта, ни особых наблюдений.

— Предположим, что так. Вот почему я к тебе и пришла. Мне нужно, чтобы ты сказал мне, что я накручиваю всякое в своем воображении. Мне просто казалось, что прошло уже много лет и он как минимум захочет меня выслушать.

— И что теперь ты намерена делать?

Лиззи задумчиво распихала картофельный салат по краям тарелки.

— Даже не представляю. Поговорить с миссис Гилмэн, наверное. Если, конечно, смогу ее найти. Мне нужно что-то, что я могла бы предъявить Саммерсу. Нечто такое, что он не сможет проигнорировать.

— Ну, попутного ветра. Кавано только что одобрил его кандидатуру в качестве будущего мэра Сейлем-Крика. Так что сейчас его трогать абсолютно бесполезно.

— Тогда мне, наверно, придется его заставить.

— Лиззи… — Эндрю сложил свою бумажную салфетку и положил в сторону. — Я понимаю, насколько тебе необходимо это сделать. И я чертовски восхищаюсь твоей решимостью и пылом… Но, может, ты все-таки немного притормозишь и дашь время Роджеру перечитать его записи? Если у него хоть что-нибудь имеется — он это найдет. И тогда Роджер, возможно, сам будет иметь дело с Саммерсом, и тебе не придется с ним общаться. И, кстати, я мог бы тоже помочь тебе в поисках. Узнать, вдруг кто-то знает, как связаться с бывшей женой Гилмэна.

Лиззи выдавила вежливую улыбку. Ей не хотелось показаться неблагодарной, но он опять пытался это сделать — выступить на ее защиту. Прямо как в тот вечер, когда Ранна разгуливала с песнями по фонтану. Только на этот раз ему уже было что терять.

— Эндрю, я очень признательна тебе, что связал меня с Роджером, но это все же моя битва. Я через пару недель уеду — а тебе здесь оставаться. К тому же у тебя здесь бизнес. Тебе нельзя быть как-либо замешанным в это дело.

— Меня не беспокоит, что об этом думают в городе.

— А надо бы побеспокоиться. — Лиззи подумала о тех двоих в «Mason Electric» — о Джейке и его приятеле — и о том, как оба они всполошились, едва только ее увидели. Так что в одном Фред Гилмэн был определенно прав: ей в этом городе не рады. И если здесь заметят, что Эндрю предпочел Сейлем-Крику семейство Лун, к нему станут относиться точно так же.

— Мне вообще не следовало тебя в это втягивать, — сказала Лиззи, отодвигая тарелку. — Должна была сразу сообразить.

— Да ты и не втягивала меня, Лиззи. Я сам подключился.

— Почему? — Слово вылетело так быстро, что Лиззи не успела и подумать, к чему этот разговор может привести. Но теперь, раз уж оно все равно вылетело, ее даже охватило любопытство. — Почему ты согласился мне помочь — при том, что ты явно не уверен, что мне следует в это ввязываться? И ведь ты всегда это делаешь, верно? Постоянно помогаешь мне. Это касается не только звонка Коулмэну, но и теплицы, и амбара, и… вообще всего прочего.

— Всего прочего? — поднял бровь дугой Эндрю.

— Ну, еще в школе. Как ты в открытую подсел ко мне с пачкой «Twizzlers» на собрании выпускников. И как подвозил домой, когда был жуткий ливень с градом. Мы ведь тогда едва друг друга знали. И если честно, то и сейчас друг друга знаем мало. — Она помолчала, опустив голову. — Мне всегда хотелось понять… Это потому, что ты испытывал ко мне… жалость?

Эндрю с искренним изумлением уставился на нее.

— Ты, значит, так это восприняла? Что я чувствовал к тебе жалость?

Лиззи в ответ слегка пожала плечами.

— В школе я никогда не была Мисс Популярностью. Единственное, чего мне там хотелось — это быть для всех невидимой. И мне казалось, у меня это неплохо получается. И только ты вечно оказывался рядом, весь из себя такой внимательный и любезный. И вот хоть убей — я не могла понять, почему ты так себя ведешь. Да и сейчас не могу.

Эндрю помолчал, снова взявшись за салфетку, неторопливо вытер руки. И наконец поднял взгляд на Лиззи:

— Почему вообще мальчик проявляет внимание и любезность к девочке? Мне хотелось тебе понравиться. Как хочется этого и сейчас.

Лиззи часто заморгала, глядя на него и чувствуя, как щеки обжигает румянцем. На сей раз на лице его не было ни смешливых ямочек, ни малейшего признака, что он над ней подтрунивает. Лишь его последние слова будто повисли между ними. И что-то очень теплое и доселе незнакомое стало разворачиваться, распускаться у нее в груди. Она взяла от жизни свою долю взрослых отношений — но напрочь упустила эту часть юности, этот головокружительный трепет первого увлечения, это затаенное дыхание и натяжение всех сердечных струн. Тогда для нее это было бессмысленно и невозможно. Как невозможно было и теперь.

Лиззи поднялась на ноги, стараясь не смотреть Эндрю в глаза, и направилась к двери.

— Извини, я и не заметила, что уже так поздно. Мне надо поскорее домой, пока Эвви не начала волноваться.