«Почему возле храмов всегда ветрено?»

«Черт внутрь войти хочет, да не может, вот и вьется», — робко предполагает она.

«Почему покойников в землю кладут?»

«Земля — к земле, прах — к праху», — лепечет она в полном страхе, чувствуя, как горячая струйка ползет между ногами….

— Опять описалась! — это внучка кричит так, что стены трясутся и в мертвом ухе звенит.

Бабушка открывает глаза. И на кого так орет?.. На детей, что ли?.. Не дети, а чистые фашисты… Недавно костыль в постель засунули. Ночью проснулась и понять не может, кто это рядом лежит: муж — не муж, скелет — не скелет, щурится противно, стальные зубы в черном рту блестят.

«Такие вот дела…» — спокойно думает бабушка, слыша, как внучка с мужем грызутся:

— Это ты советовала ей больше жидкости давать, чтоб мозги не сохли! Вот и писается!

— А кто её снотворным закормил?.. Она не потому писается, что много пьет, а потому, что крепко спит! Надо отменить снотворное!

— Если снотворное отменить — буянить будет! Лучше меньше воды давать! Ей уже даже живая вода не поможет!

— Нет, врач сказал, пусть она побольше жидкости принимает! — стоит на своем внучка, добавляя: — И вообще — относись к этому с юмором, как врачи советовали!

— Ага, смех сквозь слезы. Рёв сквозь блёв! — орет внучкин муж, свинчивая пробку с очередной чекушки. — Сейчас в цирк пойдем!

А бабушка безмятежно слушает, кто с кем в цирк идет и кто опять описался. Конечно, за всеми не уследишь… А цирк она любит, с мужем ходила. Там весело, музыка играет, мороженое дают и клоуны тушки на чушках крошат…

VII

Начала бабушка падать. Первый раз сошло, миновало, только руку ушибла. Но встать сама не смогла. Так и сидела до ночи, пока внучка с мужем из кино не пришли.

— Добегалась! — вопила внучка, ощупывая её. — Где болит? Вот ты неугомонная, бабулька! Сиди на месте!

— Шейку сломаете! — вторит муж.

Хорошо говорить — «Сиди!..» А если позвали?.. Как ослушаться?.. Вот и запнулась за костыль — дети назло специально прямо на дороге бросили…

Несколько дней сидела тихо, руку мокрой тряпкой обернув. Уксус в воду подливала, тряпкой махала, остужая её, локоть укутывала. Творог просила, но не дали, даже привязать к батарее грозились. Притихла.

— Вот тебе зеркало, смотрись лучше в него, если делать нечего! — дала ей внучка игрушку.

А зачем ей зеркало?.. Всё равно неясно, кто из рамки такой морщинистый топорщится. Лицо — как земля. На черепе вместо волос какая-то кухонная тряпка лежит. Вместо бровей — проплешины. Из подбородка черные волоски вылезают.

«Кто это? — мучается бабушка, чувствуя что-то очень знакомое в этом страшном лице. — Соседка, что ли?» Нет, за спиной никого нет…

Она открывает рот — а та, в зеркале, закрывает… Она качает головой — а та, в зеркале, кивает… Она высовывает язык — а та губы жмет и проплешины рыжие хмурит.

«Противная баба, пошла отсюда, воровка!» — кидает бабушка зеркало на коврик. Потом берет его, чтобы опять увидеть коричневую бабу, пришедшую по её душу. Лицо украла, теперь за душой явилась, мерзавка…

Наконец рука прошла. Сидит бабушка, переживает, что всё самой делать надо. Муж пальцем не шевелит. Что с него взять — лентяй! Всё абы как, лишь бы не работать. «Плевать», «обойдется», «сойдет», «переживем», «как-нибудь», «на хрен нужно» — любимые слова.

А сколько раз его с работы за этот дурацкий характер выгоняли!.. То гайку недовинтил — машина в забор врезалась. То ось перекосил — грузовик в овраг нырнул. То вообще забыл что-то вкрутить — мотор сгорел… А как выгонят — так давай хорохориться: «Мне нечего искать работу — она сама меня найдет! В СССР с голоду никто еще не умирал!» Сидит, пиво пьет. Или шляется неизвестно где. Ночью она чует его шаги, шорохи одежды, запах пива. А как утро — так требует:

«Давай-давай, дети еще спят, быстро-быстро!»

Ночную рубашку задирает и на кровать валит. Всегда рано утром и всегда под гимн из радио… От этого гимна по ней до сих пор мурашки бегают и в глазах темнеет. Как-то раз, Первого мая, на демонстрации, даже в обморок упала, когда проклятый гимн грянул. Ноги сами подогнулись… Да что поделать?.. Если живешь с ним — молчи, терпи. А нет — уходи. Сейчас не старое время. При товарище Сталине каждый может развестись, если на месткоме свою правоту докажет… Муж свое получил — и на работу, бегом. А она — стирай-убирай, готовь, гладь, шей, вари… А что готовить, если дома шаром покати?..

«Мяса с гулькин нос, томата чуть-чуть и риса полмисочки… Ничего, зразы сделать можно. Или тефтели. Мяса поменьше, а риса побольше… Хамсу по талонам давали?.. С луком потушить. Хлеба не завезли?.. Мука есть, блинчики испечь можно. Масла тоже нет?.. Сало растопить… Слава богу, что война кончилась и хлеб появился. Интересно, как себя чувствует товарищ Сталин?.. В газетах писали — болен был. Перестройку делал. Вот и довели его… За всем же смотреть надо, всё самому проверять, глаз да глаз везде… Выздоровел ли?.. Хотя бы. Без него — никуда.

Так, пора на кухню, дети скоро со школы придут. Только вот кухня где?.. Это, что ли?.. Белая ваза с черным дном… Лохань, но большая… Нет, это прачечная… Вот еще дверь… Плита на месте… Вначале надо плиту зажечь… Для блинчиков главное — сковороду как следует раскалить… Лучше сразу все конфорки зажечь, чтоб быстрее было… Вот и спички есть — тоже, видно, по талонам давали… Хорошо, греет… Рукам тепло стало…

Теперь мука… Это, что ли?.. Почему-то соленая… Даже муку не могут нормальную купить. Соленая мука — где это видано?.. Ну ничего, с яйцом смешать… Яйца. Гладкие, из пальцев так и выскакивают… Скользко под ногами стало… Наверняка дети что-нибудь разлили… Надо убрать, а то по квартире разнесут… Только вот тряпка где?.. А, на окне висит… Здоровая какая! И прозрачная!.. Ну, нашли куда тряпку вешать, дуралеи!.. Сорвать её надо. Крепче дернуть… Еще… Вот, готово!.. Прямо на плиту упала… Горелым пахнет… Мусор где-то жгут? Или листву палят?..»

Очнувшись в больничной палате, бабушка была очень удивлена — опять рожать?.. Сколько можно?.. Она в больницу попадала только во время родов. И сейчас тоже была твердо уверена, что скоро принесут и покажут ребенка. Всё тело болит, как после схваток… Пощупала живот — как будто спал… Пошевелила ногами, потрогала между ними — ничего, крови нет… Только ноги почему-то забинтованы… И на боку повязка… И на лице какие-то липучки странные…

— Мальчик или девочка? — спрашивает она у медсестры, а та усмехается:

— Пока неясно.

Приходят и уходят врачи, мерят давление, слушают сердце, но ребенка почему-то не показывают. Умер, что ли?.. И мужа нет. Он обычно навещал её в роддоме, апельсины приносил… Она уже знала: как апельсины — так рожать. Как рожать — так апельсины. А после абортов, например, ничего не дарил. А это похуже родов!.. Ну да она этих абортов штук 40 сделала — апельсинов не напасешься…