— Вот как? В каком же магазине вы ее купили? Здесь, в больнице?

— Линда, не говори глупостей! Месье комиссар, не обращайте на сестру внимания. Ее слова — только выражение заботы о младшей сестре, ничего более. Я не очень хорошо помню эту сумку. Возможно, она моя, но я в последнее время покупала много сумок…

— Месье комиссар, мой клиент не совсем понимает суть вопроса. Это может быть ее сумка, может быть и не ее. Я не думаю, что данное изделие из кожи уникально. В магазине наверняка целая партия таких сумок, и не в одном. Потом женщины настолько часто меняют одежду, что ни одна из них не в состоянии запомнить все детали своих туалетов.

— Не согласен с вами, месье адвокат. Вы судите по себе. — Поскольку Тедди картинно удивился, комиссар пояснил свою мысль: — Вы говорите как мужчина, а женщина может забыть все, что угодно, только не то, что было на ней надето. Напомните женщине, в каком она была платье в тот или иной момент, и она мигом вспомнит все события, тогда случившиеся. Но я пойду вам навстречу и отложу этот вопрос. Мадемуазель, — обратился он к Элизабет, — откройте сумочку и посмотрите ее содержимое.

— Нет! — закричал Тедди. — Не смей! — Он вырвал сумочку из рук Элизабет и подал ее комиссару.

— Месье комиссар, будьте так добры, сами достаньте пудреницу, но только осторожно.

— Интересная мысль! — Комиссар Жервье с любопытством взглянул на Уорнфолда. — Видимо, вы, месье адвокат, лучше меня разобрались в сущности этого дела. — И комиссар с помощью платка извлек пудреницу. — Вам знакома эта вещь? — обратился он к Элизабет.

— Впервые вижу. Это не моя пудреница. У меня такой никогда не было.

— Какой такой?

— Я пользуюсь обычной компактной пудрой, а в эту надо насыпать. Так поступали наши бабушки, не желая просыпать пудру. Я думала, что их, — Элизабет показала рукой на пудреницу, — уже и не выпускают.

— А вы что скажете? — обратился комиссар к Линде.

— Я подтверждаю слова Бетти. Я ни разу не видела у нее эту пудреницу, а вот компактную — да, видела.

— А вы сами, какой пользуйтесь?

— Тоже компактной, хотя я с удовольствием приобрела бы такую вещицу. Даже если она и не старинная, то сделана с большим изяществом, а роспись напоминает манеру знаменитого Ватто.

Комиссар не спускал глаз с говорящей Линды, но та держалась абсолютно естественно. От ее горячечной лихорадочности, с которой она утверждала, что сумка принадлежит ей, и следа не осталось. Женщина была абсолютно спокойна. Вряд ли она такая талантливая актриса, подумал комиссар, а вслух спросил:

— Вы интересуетесь искусством?

— Я окончила Французскую академию художеств.

— Если я вас правильно понял, вы хотите, чтобы я снял отпечатки пальцев? — спросил комиссар Жервье у Уорнфолда.

— Если вы обвиняете Элизабет Ленкстон, то — да!

— В чем меня можно обвинять?! — удивленно вскричала Элизабет. — Не имею я никакого отношения к пудренице, никогда ее не видела и не держала в руках.

— Хорошо, мадемуазель, пусть будет так. — И комиссар Жервье вежливо откланялся.

Несколько минут все молчали. Потом Элизабет на цыпочках подошла к двери и рывком ее распахнула. В коридоре никого не было.

— Линда, что это за история с пудреницей? — сурово набросилась на сестру Элизабет, закрывая дверь.

Линда молчала.

— Запах, — наконец задумчиво проговорила она. — Тот же самый, что и от записки…

— Линда! — Элизабет не выдержала и, подойдя к сестре, тряхнула ее за плечи. — Линда, что ты на этот раз натворила?!

— Ничего! Я так же, как и ты, не имею к этой пудренице никакого отношения. Возможно, она старинная… Верно, стоит очень дорого, а если ее расписывал сам Ватто, то — баснословно дорого… Интересно, кому она принадлежит?

— Саре Гренвилл, невесте лорда Мортимера, — сухо проинформировал ее Тедди и вышел из палаты. Ему надо было побыть одному. Поступок Сары явился для него последней каплей. Весь его мир летел в бездну. Дважды сегодня убитый, он не мог больше сопротивляться ударам судьбы. Ему хотелось напиться, напиться до бесчувствия, чтобы в памяти никого не осталось — ни Сары, ни Бетти. Они обе предали его. Элизабет, конечно, вольна влюбляться в кого угодно, даже в Джеймса, но Сара, его идеал женщины, — как она могла обратиться в полицию с заведомым наветом? Трудно себе представить человека, который решился бы на такую подлость, а Сара оказалась на него способной.

Это ревность! — парировало выпады разума сердце. Одна бросается убивать, другая пытается утопить соперницу с помощью полиции. Но воспаленный мозг не слушал доводов сердца, которое — надо отдать ему справедливость — возражало не слишком активно. Сам Тедди предпочел бы действовать, как Линда, с открытым забралом, но поступить, как Сара, исподтишка, он не способен. Интуитивно он чувствовал, что и Бетти не стала бы прибегать к таким ухищрениям.

— Бетти, — воскликнула Линда, когда они с сестрой остались одни, — Сара любовница моего мужа!

— Не говори ерунды! Этого не может быть! Где бы они познакомились?

— Не знаю. Только записка, пудреница и эта Сара имеют один и тот же запах, — упрямо стояла на своем Линда.

— Одинаковыми духами пользуются сколько угодно женщин! Если бы она пахла клоакой, тогда твой вывод заслуживал бы внимания, а так… Глупости. Выброси их из головы.

— Нет! Интуиция мне подсказывает, что я права. Интересно, почему она решила тебя утопить этой пудреницей? Как я поняла, она заявила полицейскому комиссару, что ты ее украла.

— Конечно, в этом нет никаких сомнений. Но зачем она это сделала, я тоже не пойму. Это же не моя сумка.

— Бетти, я купила такую же, когда ездила к Дж… — она запнулась и закончила скороговоркой, — к лорду Мортимеру.

— История с пудреницей от этого яснее не стала, — пожала плечами Элизабет. — Кстати, а почему ты здесь? Ты же должна быть в Лондоне, сидеть в отеле как мышка и не высовываться. Что ты еще задумала, сестричка?

— Ничего, — грустно сказала Линда. — Мне не хотелось, чтобы ты думала обо мне, как о падшей женщине. Ты же меня такой не считаешь, а? — Линда жалостливо посмотрела на Бетти.

— Нет, конечно, — порывисто ответила Элизабет и обняла сестру. — Милая моя, не переживай так.

— Я не знаю, что со мною произошло. Я никогда не изменяла мужу. Это первый раз… — Линда замолчала, потом тихо добавила: — Лунное затмение — вот что это было. Самое удивительное, что я ни о чем не жалею. Это плохо?

— Не знаю, Линда. Мне трудно судить об этом.

Сара без стука вошла в номер к Джеймсу. Его в гостиной не было. Сара заметила кипу фотографий, веером разбросанных на журнальном столике. Отлично, подумала она. Пусть полюбуется на свою любовницу. Особенно хорош был один из снимков, где Элизабет Ленкстон была снята сидящей в объятиях Шарля. Попалась голубушка, решила Сара.