еще два экзамена — немецкий и химия, где злове­щие галочки исчезли из ведомостей. Устроители приемного спектакля в МИФИ считали, что искусственным снижением оценок по математике, физике и литературе они могут уже избавиться от неугодных абитуриентов. На оставшихся экза­менах была разыграна игра в демократию. Химию принимал еврей Коган, который, как и экзаменатор немецкого языка, поставил мне пятерку. Но эти пятерки были уже бутафорией.

После окончания экзаменов, 17 августа, нам сообщили, что результаты их будут известны 26 августа. Я все же набрал 24 очка из 30, что было больше чем достаточно для поступ­ления в МИФИ. Мой друг набрал 23 очка и был туда принят. Вообще, проходным баллом тогда было 22 очка, причем были приняты и те, кто имел 21 очко. Неделю я не ходил в МИФИ, но вдруг меня охватила неясная тревога. Не зная точно за­чем, я поспешил туда. Войдя в приемную комиссию, я заме­тил взволнованных людей, выходивших из дальней комнаты.

Я сунулся туда и увидел на стенах списки. «Что это такое?» — полюбопытствовал я. Это были списки предварительно не принятых в МИФИ той самой мандатной комиссией, у кото­рой ко мне не было никаких вопросов. Списки эти висели уже несколько дней, и ни одна сволочь из МИФИ не удосу­жилась сообщить об этом непринятым. Те же теряли золо­тое время, ибо с отметками, полученными здесь, можно бы­ло устроиться в другом институте. Не надо объяснять, что мое имя честно значилось в списке. Я ринулся к Гусарову, памятуя о его обещаниях.

— Вы говорили, что можно перейти в МВТУ?

Гусаров показал пальцем на дверь:

— Там представитель Тульского механического института, можете с ним поговорить.

О МВТУ не было и речи. Ехать же в Тулу означало навеки проститься с Москвой.

Схватив документы, я помчался из МИФИ в МВТУ.

Московское высшее техническое училище им. Баумана было огромным котлом по подготовке специалистов для во­енной промышленности, чего я также не знал. Оно в то время испытывало хронический недобор студентов на ряд факуль­тетов. По дороге в МВТУ я встретил рыжую русскую дев­чонку, набравшую в МИФИ всего 19 очков. Мы вместе пришли к председателю приемной комиссии. Там была оче­редь. Рыжая прошла первой и вскоре радостно вышла из ка­бинета. Ее принимали. Пришел мой черед. Добродушного ви­да председатель повертел мою экзаменационную ведомость. «Очков, конечно, у вас достаточно, но как жаль, — с улыбкой крокодила вздохнул он, — что по таким важным предметам для МВТУ, как физика и литература (!), у вас тройки. К со­жалению, мы принять вас не можем».

У рыжей были тройки по всем предметам, кроме одного!

Я помчался в Институт химического машиностроения (МИХМ). По дороге я встретил двоих ребят, направлявших­ся туда с той же целью. Они пригласили меня действовать вместе. Один из них, явный блатняга, сказал, что председа­тель приемной комиссии МИХМа, Куликов, его знакомый, и он все устроит. Было это в субботу, Куликов и в самом деле принял нас приветливо: «Ребята! Приходите в понедельник к десяти утра. Не будет места, я вас кандидатами устрою».

Кандидатство в то время было верным делом. Кандидату не платили стипендию, но при первом же отчислении кого-либо из института он приобретал право на прием. Я мог убе­диться, сколько неуспевающих отсеивалось после первого же семестра из всех институтов.

В назначенный час я явился к Куликову, но к своему удив­лению не застал своих давешних знакомых. Я их никогда больше не видел. Я обратился к Куликову, напомнив о его обещании. «Ну и народ! — злобно сказал Куликов, подчер­кивая слово «народ», — я вас и знать не знаю. Ходят здесь и голову морочат!» Я думаю, что тех двух он-таки принял, как обещал, но передал им, чтобы они пришли отдельно от меня.

Я было бросился в один или два института, но было поздно. Мать, узнав о том, что я не поступил, горько за­плакала. И было от чего. Туся после своего кошмарного тех­никума угодила технологом на обувную фабрику «Буревест­ник», Неля загремела в Торжок. А я, последняя надежда, ока­зывался вообще за бортом.

Но тут я сам решил проявить инициативу и принял мгно­венное решение — что нередко выручало меня в будущем — устраиваться в заочный институт.

Через несколько дней я с Юрой Д. и Витей Раздолиным стоял около Каменного моста. Подошел Гольман.

— Ну как, ребята? — обратился он своим гнусавым голосом.

— Я в МВТУ, — гордо сообщил Витя.

— А я в МИФИ, — сказал Юра.

— Ну а ты?

— Да вот, поступаю в заочный, — криво убылаясь, сказал я.

Гольман презрительно отвернулся.

И в самом деле, я единственный из класса не поступил в тот год в очный институт, не считая арестованного Эрика Вознесенского. В один МИФИ поступило семь человек. Бли­стательный Филюков поступил на физический факультет МГУ, Саша Аллилуев, племянник Надежды Аллилуевой и, стало быть, Сталина, поступил в Медицинский институт. Туда же поступили Витя С. и Эдик Пихлак. Вова Иоффе поступил во второсортный Полиграфический институт, Додик Егоров — в Химико-технологический. Несколько человек поступили в МВТУ. Саша Боген не решился поступать в хороший институт, но устроился в Институт физкультуры и спорта. Борис Смирнов поступил в Автомеханический институт.

Я выбрал заочный Энергетический институт. Для поступ­ления в заочные институты требовалась справка о работе. Многие заочники добывали фиктивные справки, но я об этом не знал, да и знать не хотел. Я был честный комсомолец. Когда я пришел в приемную комиссию заочного Энерге­тического института (ВЭЗИ), то встретился там с Гришей Азархом, который не был принят в МИФИ с 26 очками! Мы стояли в очереди для подачи документов, как вдруг кто-то окликнул меня. Это был Сканави! Оказалось, что он пре­подавал и в ВЭЗИ. Сканави поразил меня тем, что помнил каждую деталь моего экзамена по математике. Он вообще отличался совершенно феноменальной памятью. Сканави по­старался успокоить меня, сказав, что, может быть, это и к лучшему, что я поступаю в ВЭЗИ. Я с ним сталкивался в ВЭЗИ несколько раз. Сканави продержался после этого в МИФИ лишь несколько месяцев. Его оттуда выгнали за явное нежелание подчиняться системе тайных инструкций во время экзаменов. Он умер через несколько лет.

22

Через несколько дней я был принят учеником токаря на большой Трансформаторный завод. В то время никто еще из выпускников средних школ не шел работать рабочим. Несколько лет спустя все изменилось. От поступающих в ин­ститут стали требовать производственный стаж. Я