Она несколько раз взглядывала на графа в продолжение действия, желая узнать, как относится он к пьесе, но, как всегда, ничего не могла прочесть на его неподвижном, словно каменном, лице.

— Вам не нравится Корнель? — спросила она в антракте.

— Нет, напротив, отчего же? очень забавно! — ответил граф, не улыбаясь.

— Забавно? — протянула принцесса, — вам забавен Корнель?

— Ну, разумеется! Прежде всего эти костюмы очень смешны: римляне, настоящие римляне сидят у себя дома, запросто, в торжественных позах; добро бы еще у них было что-нибудь особенное, ну, я не знаю — полный атриум гостей, что ли… а то так, запросто, за портиком. Право, пройдет лет сто, и нас на сцене будут изображать за утренним завтраком, сидящими вот в этаких кафтанах, с орденами, звездами и драгоценными каменьями, как рисуют нас на портретах.

Принцесса рассмеялась.

— В самом деле, — сказала она, — это, должно быть, будет забавно.

— И потом, — продолжал граф, морщась, как будто неприятное воспоминание коснулось его. — Цинна был одним из самых антипатичных людей.

Принцесса взглянула на него. Про графа Сен-Жермена рассказывали, будто он живет уже несколько веков и был свидетелем событий, происходивших задолго до Рождества Христова, что вызывало во многих суеверный страх к нему.

— Вы говорите, граф, иногда о людях, живших очень давно, словно были знакомы с ними, — сказала принцесса, — мне всегда жутко это слышать.

Граф пожал плечами и серьезно ответил:

— Я никогда не утверждал, принцесса, что видел Цинну или что-нибудь подобное.

— Да, но вы все-таки говорите так, что становится жутко. Будемте лучше говорить о другом, — и, как бы для того, чтобы переменить разговор, принцесса облокотилась на барьер ложи, оглядела зал и проговорила, качнув головою: — Какая толпа!

Однако по тому, как она произнесла эти слова, видно было, что ей доставляло удовольствие смотреть на эту толпу и чувствовать, что на нее самое тоже смотрят.

— Вам нравится? — спросил граф.

— То есть что нравится? Это общество, театр?

— Да, — вдруг заговорил он, — это общество, театр… А между тем, подумайте, в то время как мы сидим с вами здесь, сколько народа испытывает самую вопиющую нужду! Ведь целая Германия объята войной, там люди гибнут.

— О-о! — перебила принцесса. — Вы начинаете говорить банальные вещи, дорогой граф.

— Банальные — пусть, но, согласитесь, они справедливы.

— Может быть; однако против вашей философии существует другая — философия маркизы, — принцесса понизила голос, как все понижали его, когда говорили о маркизе Помпадур, фаворитке Людовика XV. — "После нас — хоть потоп!" — пояснила она.

— Да, и будет потоп, помяните мое слово, — и потоп ужасный, кровавый!

— Кстати о войне, — сказала принцесса. — Откуда получены очень радостные вести: дела фельдмаршала Дауна идут отлично. Французская армия, после того как Клермон сдал начальство Контаду, оказывает чудеса, и русские, если не разбили, то почти разбили самого короля при Цорндорфе или что-то в этом роде.

— Радостные вести! — повторил Сен-Жермен. — Как будто с войны могут приходить радостные вести! Там, где есть победитель, есть и побежденный, и у обоих их несколько тысяч убитых!

Эти возражения графа, поставленные довольно резко, начинали немного сердить принцессу, и она, с чисто женскою способностью сводить разговор на личности, поспешила заметить ему:

— Однако, граф, несмотря на свою проповедь, вы же сами явились сегодня в театр.

Сен-Жермен скосил слегка губы в сторону, как будто ждал этого замечания и был доволен теперь, что не ошибся, что оно будет сделано.

— Ах, принцесса, сегодня я в театре, завтра — на войне, смотря где мое присутствие необходимо! — ответил он.

— А, значит, вы даже в театр являетесь по делу?

— Не я один, принцесса.

— Ну, и это дело, для которого вы явились сегодня сюда?

— Вам хочется узнать?

— Да, я хочу знать, зачем, н_е_с_м_о_т_р_я н_а т_о, что люди, может быть, г_и_б_н_у_т теперь и вся Германия о_б_ъ_я_т_а войной, граф Сен-Жермен все-таки явился в театр, — проговорила с легкой насмешкой принцесса.

— А хотя бы для того, чтобы показать ее светлости принцессе Иоганне, — ответил граф, не замечая подчеркнутых слов, — вот того старика, который пробирается между кресел.

— Вы не шутите, граф? — уже серьезно переспросила принцесса, вглядываясь в того, на кого ей указывали.

Это был совсем расслабленный, едва двигавшийся, старик, судя по одеянию, более чем богатый, а по манерам — принадлежавший, видимо, к обществу, которое принцесса Иоганна знала наперечет в Париже; тем более была она удивлена, что до сих пор не встречалась с этим стариком.

— Вы его знаете? — обернулась она к Сен-Жермену. — Верно, он недавно здесь? Должно быть, это — иностранец?

— Да, он — иностранец, итальянский маркиз и принадлежит к известной в Италии фамилии Каулучи. Его судьба довольно странна. В молодости он имел огромное состояние, но очень скоро прожил его, — потом бедствовал большую половину жизни и наконец под старость пережил более молодых своих родственников и снова соединил в своих руках значительное богатство.

Граф, оставив прежний полушутливый тон, говорил теперь совершенно серьезно, и принцесса внимательно слушала его.

— Он женат? — спросила она.

— Вдовец, и теперь совсем одинок.

— Куда же он девает свои деньги? Он скуп и копит их или его обворовывают?

— Ни то, ни другое. Он хочет еще жить и пользоваться удовольствиями жизни.

— И он явился в Париж, чтобы здесь прожить остаток дней так, как умеют это делать только в Париже? — улыбнулась принцесса.

— Он явился сюда, — ответил, тоже улыбаясь, Сен-Жермен, — чтобы увидеть меня и купить секрет восстановления молодости и долгой жизни. Ему сказали, что я владею этим секретом.

В это время занавес поднялся и началось следующее действие. Но разговор слишком интересовал принцессу Иоганну, чтобы прекратить его ради пьесы.

— Знаете, граф, — сказала она, отходя в глубину ложи, — я тоже слышала много раз, чтобы вы обладаете этим секретом, но никогда не решалась спросить вас, неужели это — правда?

Граф пожал плечами.

— До некоторой степени, принцесса; если я не вполне могу восстановить молодость человека, то во всяком случае, пожалуй, в состоянии удвоить годы его жизни.

Глаза принцессы Иоганны Елизаветы блеснули.

— Неужели? Так это — правда? — поспешно повторила она, не замечая, что от волнения бесцеремонно берет графа за локоть. — Какой же секрет, какая цена ему?

— Цена тех усилий, которые сам человек будет делать для достижения цели. Если меня спросят: "Как удвоить годы жизни?" — я отвечу: "Бросьте город и его соблазны, ешьте, только чтобы утолить голод, и пейте, только чтобы утолить жажду; ступайте в поле, работайте мускулами, вставайте рано поутру, умывайтесь каждый день ключевою водою, содержите в самой строгой опрятности себя, свое платье и свое жилище и имейте настолько силы воли, чтобы стать выше мелких житейских неприятностей и не волноваться ими. Не делайте зла!"