Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Да будь я проклят, если знаю, госпожа, — ответил он. — Он был тут минуту назад.
Гвенивер поспешила наружу, на яркий утренний солнечный свет, и обошла вокруг конюшен. Как она подозревала, он снова намеренно избегал ее. Это предположение подтвердилось, когда Гвенивер наконец нашла Рикина. Он удивленно взглянул на нее, после чего смотрел только в землю.
— Пошли прогуляемся, Рикко.
— Если так прикажет госпожа.
— Прекрати бегать от меня, как побитая собака! Послушай, я никогда на тебя не сердилась, но если я собиралась поставить Даннина на место, то я должна была действовать справедливо, не так ли?
Рикин поднял голову и улыбнулся. Это была короткая вспышка его обычного веселого настроения. Гвенивер любила смотреть на него, когда он так улыбался.
— Ты это сделала, — признал он. — Но я упрекал себя.
— Все забыто — в том, что касается меня.
Гвенивер с Рикином вместе прошли под навесами за конюшнями, где хранились припасы и стояли пустые телеги, пока не нашли тихое, солнечное место у стены дана. Там они устроились, прислонившись к сараю. Перед их глазами высилась гора темных камней, которая запирала их внутри и не пускала врагов извне.
— Знаешь ли, тебе следует найти себе девушку в дане, — сказала Гвенивер. — Мы будем жить здесь всю оставшуюся жизнь.
Рикин поморщился, словно она дала ему пощечину.
— Что не так? — спросила Гвенивер.
— Ничего.
— Чушь. Выкладывай.
Рикин вздохнул и потер затылок, словно это помогало ему думать.
— Ну, предположим я заведу девушку. А ты как к этому отнесешься? Я надеялся, что ты… а, черт побери!
— Ты надеялся, что я буду ей завидовать? Буду. Но это моя ноша, не твоя. Я выбрала Богиню.
Он улыбнулся, глядя в землю перед собой.
— Ты на самом деле будешь ей завидовать?
— Буду.
Он кивнул и уставился на булыжники, словно считал их.
— Я подумывал об этом, — признал он наконец. — Есть несколько девушек, которые мне нравятся, и одной из них сильно нравлюсь я. Только вчера она разговаривала со мной, и я знал, что легко могу уложить ее в постель. Если не буду возражать против того, чтобы делить ее с парой других парней, а это меня никогда раньше не волновало. Но внезапно мне стало плевать, заполучу ли я ее когда-нибудь. Поэтому я просто ушел. — Рикин молчал несколько минут. — Ничего хорошего ни с какой другой девушкой никогда не получится. Я слишком сильно люблю тебя. И люблю уже много лет.
— Ты просто до сих пор не нашел подходящую девушку.
— Не надо шутить надо мной, Гвен. Я не проживу долго. Ты намерена умереть, не так ли? Я вижу это в твоих глазах, когда бы мы ни ехали на бой. Я не собираюсь пережить тебя ни на минуту. Я молился твой Богине и обещал Ей это. — Наконец он посмотрел на нее. — Поэтому я подумал, что вполне могу дать ту же клятву, что и ты.
— Не надо! В этом нет необходимости, и если ты ее нарушишь…
— Ты не веришь, что я смогу это сделать, не так ли?
— Я не это имела в виду. Просто нет оснований для такой клятвы.
— Есть. Что дает мужчина любимой женщине? Дом, достаточно еды, время от времени — новое платье. А я никогда не смогу дать тебе ничего этого, поэтому дам то, что могу. — Он улыбнулся ей, солнечно, как всегда. — Пусть для тебя это и неважно, Гвен, но ты никогда не увидишь меня с другой женщиной: Ты никогда не услышишь ни о чем подобном.
Ей казалось, что неожиданно она обрела чистое серебро там, где прежде видела только закопченную медь.
— Рикко, я никогда не нарушу свою клятву. Ты это понимаешь?
— Если бы не понимал, стал бы я давать свою?
Когда Гвенивер схватила его за руку, то почувствовала, что вместо нее говорит Богиня.
— Но если бы я когда-либо нарушила ее, то это был бы ты, а не Даннин. Несмотря на его ранг, ты превосходишь его во всем.
Он заплакал.
— О, боги, — прошептал Рикин. — Я последую за тобой на смерть.
— Последуешь, если ты вообще за мной последуешь.
— В любом случае в конце концов Богиня получит нас всех. Почему, клянусь всеми кругами ада, я должен беспокоиться, когда это случится?
— Я люблю тебя, — сказала Гвенивер.
Он поймал ее руку, их пальцы переплелись.. Они долго сидели так, не разговаривая, затем Рикин тяжело вздохнул.
— Как жаль, что я не могу сберечь свое жалованье и купить тебе помолвочную брошь, — сказал он. — Просто подарок, чтобы это отметить.
— Я чувствую то же самое. Подожди, я знаю. Поклянись со мной клятвой крови, как они делали во Бремена Рассвета.
Рикин улыбнулся и кивнул. Гвенивер дала ему свой кинжал, и Рикин сделал небольшой разрез у нее на запястье, потом на своем собственном и приложил одну кровоточащую ранку к другой.
Когда Гвенивер смотрела ему в глаза, ей хотелось плакать, просто потому, что Рикин выглядел так торжественно, и потому, что это было свадьбой — никакая другая для нее невозможна.
Тонкая струйка крови побежала у нее по руке. Внезапно Гвенивер почувствовала Богиню, Ее холодное присутствие.
Она знала: Черная Госпожа довольна их любовью — чистой и крепкой, как еще один меч, возложенный на Ее алтарь. Рикин склонил голову и поцеловал Гвенивер — только один раз.
Позднее тем же утром бесцельная прогулка привела их в сад трав Невина и к самому Невину, который стоял на коленях и занимался своими растениями. Когда они окрикнули его, он встал и вытер грязные руки о бригги.
— Доброе утро, — поздоровался он. — Судя по слухам, которые до меня донеслись, вы двое скоро отправитесь назад, на земли клана Волка.
— Да, — подтвердила Гвенивер. — И очистим их от паразитов.
Невин склонил голову набок и посмотрел вначале на Гвенивер, потом на Рикина и снова на Гвенивер. Его взгляд внезапно стал холодным.
— Что это у тебя на запястье, Рикко? — спросил он. — И похоже, что у дамы тоже есть такой-то порез.
Со смехом она подняла руку, чтобы продемонстрировать высохшую кровь.
— Мы с Рикином вместе дали клятву. Мы никогда не ляжем в одну постель, но ляжем в одну могилу.
— Вы — глупые молодые олухи, — прошептал Невин.
— Эй, послушайте, — возмутился Рикин. — Неужели вы думаете, что мы не сможем ее сдержать?
— О, конечно, сможете. Несомненно, вы великолепно сдержите свою великолепную клятву и получите как раз ту награду, которой жаждете, — раннюю смерть в битве. Барды много лет будут петь о вас.
— Но тогда почему вы выглядите таким обеспокоенным? — вставила Гвенивер. — Мы никогда не стали бы просить чего-то лучшего.