Мэддокс жадно поглощал меня, ухмыляясь, его лицо блестело от моих соков. Я наблюдала за ним, продолжая тереться своей киской о его губы. Мне нравилось, насколько пошло и неправильно это было. И это – Мэддокс – могло стать моим спасением или же моим грехопадением, которого многие так ждали.

Я продолжала стоять на коленях над ним, моя грудь тяжело вздымалась.

Его губы и подбородок блестели.

– Видишь, я же говорил, что заставлю тебя кончить мне в рот.

– Ты же понимаешь, что это звучит отвратительно, верно?

Но в глубине души я была ужасно возбуждена. Мэддокс был под запретом, груб и свободен от условностей. Он должен был стать средством для достижения цели, но в то же время я не могла заставить себя чувствовать вину за то, что наслаждалась этим.

Мэддокс поднял голову и высунул язык. Провел его кончиком по моим складкам, а затем взял одну из них в рот.

– Ну и кто может это не любить? Особенно, если это так вкусно.

Я встала, футболка вновь сползла до колен, скрывая наготу. Мои ноги были липкими, а клитор пульсировал от полученного оргазма.

Мэддокс медленно сел.

– Ты не отплатишь мне тем же?

Я приподняла бровь.

– Почему бы тебе не попросить об этом кого-то из клубных девушек? – Несмотря на грубую нотку в моих словах, мысль о том, что Мэддокс мог уединиться с другой девушкой, меня не устраивала. Он сел, его джинсы были натянуты в области паха. Вспомнив пирсинг и его греховно сексуальное тело, я ощутила желание встать перед ним на колени и сделать то, о чем он попросил, но гордость удержала меня на месте. Мэддокс достал сигарету и поднялся с таким видом, будто ему было плевать. Пожав плечами, он неторопливо направился к двери.

– Как хочешь. Я знаю подходящую девушку, которая отсосет мне.

Раскаленный ком ярости вырос в моей груди.

– Если ты сделаешь это, то… – закипела я, не совсем понимая, чем собиралась ему угрожать. Мы не были парой, поэтому я не могла расстаться с ним. Мы были не больше, чем просто пленница и похититель, что делало ситуацию еще более нелепой. У меня не было ничего, чем я могла бы его шантажировать.

– То что? – спросил Мэддокс, поворачиваясь с довольной ухмылкой, словно моя реакция была частью его плана. То есть он обманом довел меня до эмоционального всплеска?

Я не могла в это поверить. Покачала головой с полным отвращением.

– Мне все равно. Делай все, что пожелаешь. Мне нет дела до того, что ты позволяешь всем этим старушкам… – я хотела сказать что-то грубое, чтобы соответствовать ему, но слова застряли у меня в горле, – … делать с тобой все эти гадости, – застенчиво закончила я, и мое лицо вспыхнуло.

Улыбка Мэддокса стала еще шире и самодовольней, отчего захотелось задушить его золотой цепочкой на его шее.

– Делать все эти гадости? – повторил он, ухмыляясь во все зубы. – Отсасывают мой член – вот, что они мне делают. Не можешь произнести эти слова, Белоснежка?

– В отличие от девушек, которых ты выбираешь для выполнения своих приказов, у меня есть манеры.

– О, у тебя есть манеры и много высокомерия, соответствующего им. Разве ты не чувствуешь себя лицемеркой, критикуя этих девушек, когда твоя киска все еще влажная от моего волшебного языка?

Он был прав, но я не могла это признать.

– Они сами выбрали такой образ жизни. А меня похитили. У меня нет выбора.

– Когда ты оседлала мой рот, как чертова наездница родео, это было твоим выбором, принцесса. И твои соки на моем языке тому доказательство.

Так же часто, как его грубость заводила меня, она и раздражала.

– Эксперты называют это стокгольмским синдромом[15], – пробормотала я, ненавидя свои щеки за то, что они еще больше покраснели оттого, что я чувствовала себя пойманной. Хоть я и говорила себе, что это было лишь частью плана по переманиванию Мэддокса на мою сторону, я все равно слишком сильно наслаждалась нашей близостью, чтобы ссылаться на стратегию. Я чувствовала себя распутной, сексуальной и неприличной, какой никогда не чувствовала себя с Джованни. Я словно освободилась от оков, которые тяготили меня больше, чем я думала.

– Это чушь, Белоснежка. Не считай меня за дурака и уж точно не считай себя бесхребетной. Ты бы никогда не позволила какому-то чертову синдрому определять твои действия. Сомневаюсь, что кто-то или что-то может заставить тебя совершить то, чего ты не хочешь. – Мэддокс сделал паузу. – И ты хочешь меня. В твоей чопорной светской жизни тебе бы никогда не позволили поразвлечься с кем-то вроде меня, но теперь у тебя появился шанс, и ты жадно воспользовалась этим, уцепившись за него своими идеально ухоженными ногтями.

Он был прав. Я хотела его. В кои-то веки я чувствовала себя свободной от правил Семьи. Это была территория, неподвластная никаким законам. Меня никогда не обвинят в том, что я делала здесь, пока была в плену.

Это была трусость, нежелание рисковать привычной жизнью.

Глаза Мэддокса прошлись по мне, заставляя вновь почувствовать жар.

– Тебе даже не нужно это говорить. Я знаю, как сильно тебе хочется стать более развратной со мной, показать свою внутреннюю роковую женщину[16], которую ты прячешь под обликом Белоснежки. – Его улыбка стала еще более пошлой. – Разве тебе не любопытно?

– Это ты про свои гениталии? – сказала я саркастически.

Мэддокс громко засмеялся, и мне это начало слишком сильно нравиться.

– Не совсем те слова, которые я бы выбрал, но да.

– Нет, спасибо. Любопытство до добра не доводит[17].

Его улыбка стала шире. Боже, улыбка никогда раньше не заставляла меня чувствовать себя так, словно все внутри меня охватил огонь.

Мэддокс сунул руку в джинсы и высвободил всю свою длину. Я не могла отвести взгляд, как бы ни хотела. Пирсинг на его кончике привлек мое внимание и не отпускал. Мэддокс несколько раз провел пальцем по блестящему куску металла, потирая головку.

Я подошла ближе.

– Ты серьезно собираешься сделать это прямо у меня на глазах? У тебя совсем нет стыда?

– Тут нечего стыдиться, Белоснежка. Но, если ты так беспокоишься о моем достоинстве, то помоги мне.

Я помотала головой.

– Ты невозможен и груб, и абсолютно бесстыден.

– Виновен по всем пунктам. А вот ты трусиха, лицемерка и лгунья.

Я прищурила глаза.

– Нет.

Но я была такой. Мэддокс обхватил меня за шею и потянул вниз, пока мне не пришлось опереться одним коленом на матрас.

– Да, – пробормотал он, прежде чем поцеловать. Мэддокс продолжил двигать рукой по всей своей длине, и когда я наконец отстранилась от поцелуя, мой взгляд метнулся вниз, где его рука скользила по члену.

Мой рот наполнился слюной от вида того, как напрягаются мышцы Мэддокса при каждом движении.

– Трусиха.

– Заткнись. Можешь не дразнить меня, чтобы я прикоснулась к тебе. Я дотронусь до тебя только тогда, когда сама захочу этого.

– Конечно, – сказал Мэддокс. Я услышала едва заметную нотку сарказма в его голосе, поскольку не могла обращать внимание ни на что, кроме ритмичного движения его руки вверх-вниз. На кончике его пальца собралась капля жидкости молочно-белого цвета.

– Ты невозможен! – вскипела