«Кто это?! — ужаснулся Арон Маркович. — Какой ужас, боже мой!»

Он открыл глаза и сразу же вспомнил, что лицо это принадлежало слесарю, который пришел к Коке.

— Остановите троллейбус! — крикнул Арон Маркович и побежал к выходу, расталкивая пассажиров острыми локтями. — Товарищ водитель, остановите машину, товарищ водитель!

— Вы что, гражданин, — сказал водитель, не оборачиваясь. — Как же я остановлю троллейбус, если остановки нет?

— Послушайте, меня надо выпустить, мне надо немедленно вернуться!

— Да не кричите вы! — рассердился водитель. — Будет остановка — и выйдете. Нечего панику пороть. Не на пожар!

— Какой вы черствый человек, — сказал Арон Маркович, — а там за это время может случиться ужас!

«А может быть, это я оттого, что меняется погода? — снова подумал Арон Маркович. — Может быть, я сам себя пугаю?»

Но он все время видел лицо слесаря, его пустые, совершенно белые глаза без зрачков и длинные руки, чуть не до колен.

Когда троллейбус остановился, Арон Маркович выскочил на тротуар и побежал к стоянке такси. Там была очередь.

— Товарищи! — взмолился он. — Я умоляю вас, дайте мне такси!

— А пряника хотите? — спросил парень в спортивном свитере.

— Как вам не совестно, как?! — сказал Арон Маркович. — Люди, скажите, чтобы он пустил меня в машину! Может произойти преступление, если я не вернусь к нему!

— Куда? К кому? — посыпалось со всех сторон.

— К Коке!

Парень в свитере засмеялся:

— Ничего с вашим Кокой не будет.

Остановилось такси. Парень открыл переднюю дверь и сел рядом с шофером. Тогда Арон Маркович сел на заднее сиденье и сказал:

— Я из такси не уйду.

— Гражданин, — попросил шофер, — выйдите по-хорошему.

— Нет.

— Папаша, ты что, белены объелся? — спросил парень.

— Я из машины не выйду.

Люди в очереди стали говорить:

— Смотрите, он весь белый, этот старик.

— Ему плохо!

— Пустите его, молодой человек!

— Как вам не совестно, юноша!

Парень обернулся и спросил:

— Куда вам?

— Здесь рядом, на площади.

— Подвезите его, — сказал парень, — а то он трехнутый какой-то.

Футболист Алик кончил шнуровать свои новые чешские бутсы и, встав с лавки, принялся неторопливо и сосредоточенно разминаться. В минуты, предшествовавшие матчу, он отключался от всего его окружающего и думал только об одном — о том, как через пятнадцать минут на поле начнется игра.

В коридоре что-то кричали. Доносились слова: «Ганкин Витька сгорел! Сгорел! Ганкин! Витька!», «Да что ты говоришь?»

Алик сначала не хотел думать об этих словах, ему сейчас важно было как следует размяться, чтобы выйти на поле подтянутым, чтобы тело было послушным его воле, чтобы дыхание установилось заранее — четкое и ритмичное.

«Витька сгорел! Ганкин-то сгорел!»

Алик подумал: «Наверное, Любка вернулась и его с кем-нибудь застукала. Любка — девка с норовом, значит, он сгорел крупно. Ну и дурак. Если уж шустрить, так надо умело…»

— Лицо черное, говорят, бензином облился и поджег себя! — кричал кто-то быстро, глотая слова. — Только ноги и не сгорели…

Алик перестал прыгать через скакалочку и вышел в коридор.

— Это как?

— Бензином облился и сгорел.

— Ты ерунду не мели. Я его перед отъездом видел, два часа назад.

— Что, я шучу? Сам видел, милиция туда понаехала, пожарники…

— Не может быть… Там у него дед был. Он еще со мной вместе сюда ехал на электричке.

— Какой дед?

— Старичок у него сидел, ему Витька бензин тащил брюки чистить.

— Нет у Витьки никакого деда.

— Да он не его дед. Он просто дед. Старый, понимаешь? А Витька в больнице?

— Да он мертвый, зачем его в больницу везти…

— Иди ты…

— Точно.

— Что, совсем?

— Нет, наполовину… Говорю — умер…

— А Любка у него ребеночка ждет…

— Да, ужас…

— Слушай, Коль, может, мне в милицию позвонить? Про деда сказать, а?

— Очень им твой дед нужен.

— А ты откуда знаешь?

— Чего он знает-то, дед? Сам говоришь — старый.

— Раз старый — значит, глупый, что ли?

— А что он может сказать, если с тобой в электричке ехал…

— Так он у него еще оставался…

— Откуда ты знаешь? Эх, Витька, Витька, прямо не верится…

Вошел тренер и закричал:

— Вы что, с ума все здесь посходили? На поле разминка началась! А ну, быстро!

— Витька сгорел, — сказал Алик.

Тренер ничего не понял и поэтому рассердился:

— Сейчас мы сгорим! Быстро, тебя команда ждет…

Сударь вошел в кабинет скрипача, зажав в правой руке молоток.

— У вас лесенки нет? — спросил он тихо. — Мне бы лесенку…

Кока перестал играть, вопросительно посмотрел на него и переспросил:

— Лесенки? А зачем, собственно?

— Трубы посмотреть хочу.

— Ах, трубы… Хорошо… Вы взгляните в ванной комнате, там, кажется, есть некоторое подобие лестницы. Кстати, вы хотите покушать? В холодильнике есть пирожки и бульон, подогрейте себе.

— Что?

— Я говорю, что в холодильнике есть пирожки и бульон. Если вы хотите перекусить — милости прошу. Пирожки с мясом.

— Потом.

— Пожалуйста.

— Вы мне покажите в ванной, где она, лесенка эта самая…

— Да вы увидите сами.

— Неудобно без хозяина.

— Что за глупость, боже мой! Вы же рабочий человек, а не древняя бабушка.

— Нет, вы лучше сами.

— Ну, пойдем…

Кока положил скрипку на стол, рядом с ней положил смычок и пошел в ванную комнату. Следом за ним Сударь. И в тот момент, когда скрипач нагнулся, чтобы вытащить из-под раковины металлическую складную лесенку, а Сударь медленно поднял руку, чтобы разбить молотком голову нагнувшегося человека, в прихожей заверещал звонок.

Сударь весь обмяк, на лбу выступила испарина, пальцы разжались, и молоток упал на пол, глухо брякнув. Разбилась кафельная плитка. Скрипач поднял голову и попросил: