Министр: В вопросе признания в качестве ведущей войну державы не имеет значения…

Шлипхаке: Нет, все же значение имеет.

Немец уперся, настаивая на своем. Министр не знал, каковы могут быть в соответствии с позицией его страны практические последствия, если он ясно признает преемственность власти. Номинально его страна прервала отношения с рейхом. Но и это не имело в течение прошедших трех лет никаких практических последствий, не более чем любезность, проявленная в ответ на нажим британского посольства. И потому он сказал переводчику: формулировку «для Афганистана вопрос о преемнике Адольфа Гитлера не имеет значения» не следует понимать буквально, поскольку все вопросы касательно Великого германского рейха для Афганистана не слишком значимы по причине большой удаленности. Во-первых, эта формулировка содержит выражение соболезнования, во-вторых, утонченное признание внутригерманских правовых норм, в-третьих, неизменность существующего положения, поскольку рейх, видимо, и так прекращает свое существование. Вполне заслуживает признания тот факт, что во главе этого не-рейха еще некоторое время будет находиться, согласно завещанию, законный преемник.

Министр полагал, что ему удалось войти в положение Шлипхаке. Но тот был в отчаянии. Он категорически возражал, что рейх прекращает свое существование только потому, что в данный момент его территория съежилась до известных размеров. В нашем распоряжении, заявил он, все еще находятся Норвегия, Дания, Ионийские острова, укрепленные позиции на Крите, укрепленные районы в Бискайском заливе, в Курляндии, часть долины Вислы, Голландия, а также часть Австрии вблизи Лайбаха.

Ничего такого рейху не принадлежит, возразил швейцарский посланник. Дорогой Шлипхаке, прекратите!

Афганский министр следил за ссорой европейцев. Он сообщил, что теперь выражает сожаление по поводу употребленного им выражения НЕ ИМЕЕТ ЗНАЧЕНИЯ и готов от имени своего правительства заменить его на НЕ ИМЕЮЩИЙ ПОСЛЕДСТВИЙ. Все отношения между КОРОЛЕВСТВОМ АФГАНИСТАН и ВЕЛИКИМ ГЕРМАНСКИМ РЕЙХОМ будут характеризоваться этим выражением.

Шлипхаке, похоже, был удовлетворен этим заявлением постольку, поскольку с осени 1943 года шел спор о названиях Великий германский рейх или просто Германский рейх. И вот ему в последний момент удалось добиться признания названия Великий германский рейх. Он хотел предотвратить отговорку, благодаря которой афганец мог бы отделаться признанием преемственности по отношению к Германскому рейху (до 1933 года), но не к сегодняшнему государству.

Изменение формулировки, заметил министр, не имеет для его правительства никакого значения. Можно Великий германский рейх, а можно Германский рейх.

Нет, упорствовал Шлипхаке, в духе корректного урегулирования вопроса о преемственности на основании национального права — завещания — в заявлении должно быть отражено соответствующее название страны. Он даже дошел до угроз, заговорив о ПОСЛЕДСТВИЯХ в случае, если он не получит удовлетворительного ответа.

Министр был склонен по возможности помочь отчаявшемуся дипломату. Он приказал принести освежающие напитки и стал диктовать секретарю, ведущему протокол: Само по себе сообщение правительства рейха о наследнике, сделанное в связи со смертью главы германского государства…

Шлипхаке: Героической смертью…

Министр:…в связи с героической смертью главы государства, не имеет для Афганистана никакого значения и в качестве сообщения не предполагает ответа. Однако поскольку Великий германский рейх, благодаря представляющей его интересы стороне в лице швейцарского посланника первого класса, Херрнфарта, сделал заявление о необходимости такого ответа…

Херрнфарт: Швейцария как представляющая сторона не делала такого заявления…

Министр: Кто же требует ответа?

Шлипхаке: Формальное требование…

Министр: Выкинем «формальное требование». Пусть будет написано так: В связи с упомянутыми обстоятельствами Афганское королевство ПО СОБСТВЕННОЙ ИНИЦИАТИВЕ заявляет, что считает осуществление преемственности власти в Великом германском рейхе законным с точки зрения национального права и подтверждает с упомянутым государством те же отношения, что и прежде, прерванные в связи с войной…

Победа была у Шлипхаке в кармане. Это было совершенно последовательное заявление, которое должно было привести к конфликту афганского правительства и британского посольства. Оно не решало исхода войны, но сопровождалось приятным ощущением, что представитель рейха все же смог настоять на своем. Теперь они могли отобедать в одном из европейских ресторанов Кабула под пристальным наблюдением британских агентов, еще не подозревавших о поражении своей страны и занятых чтением по губам и составлением донесений.

Истиной пространства является время.

Гегель

Пространство есть неопосредованное безразличие вне-себя-бытия природы. Пространство — неразличаемая разобщенность множественности точек.

Гегель. Энциклопедия философских наук. Часть 2: Философия природы (1 раздел, § 254)

Точка расползается, представляя собой лишь «сейчас» и более ничего. Точка — это точка «сейчас».

Хайдеггер

Философские умы постоянно сопровождали Наполеона в его походах. Великий собиратель власти словно магнит притягивал их, включал в свою орбиту. Так, в 1807 году Франсуа Лепенс, следуя за императором, вез телескоп и воздушный шар в Восточную Пруссию.

7 февраля 1807 года

В свите императора я отвечаю за перевозимые из Парижа на лошадях воздушный шар и два телескопа, приспособленные для наблюдений за звездным небом. Все это до сих пор не было использовано в походе и в этих прусских краях, в феврале, не сможет найти применения. Однако император неоднократно отклонял прошения об отправке моей аппаратуры обратно. Я готов предположить, что он суеверен. Имеющиеся в моем распоряжении восемь лошадей (два конных гвардейца в качестве сопровождающих и помощников, мой собственный жеребец, пять лошадей с поклажей) постоянно находятся в поле зрения императора. Они были рядом с ним во время осенних побед, и он считает, что их присутствие отчасти обеспечивает ему удачу. Кое-кто полагает, что эта черта его характера приведет императора к гибели.

Мы движемся за русской армией, неожиданно напавшей на нас на зимних квартирах (между Данцигом, Вислой, Торунью и Варшавой). Теперь мы преследуем ее и пытаемся вынудить вступить в зимнее сражение. Однако неутомимо шагающие войска ускользают от нас по ночам.

Лишь картограф — даже знаний физика было бы недостаточно — определил бы, что мы движемся по замерзшим озерам, устремляясь в расщелину в мировом пространстве, в которой нечего будет завоевывать. «Пустота», то есть «безразличная множественность точек» (они не ощущают ничего из своего прошлого, у них нет ничего для нас, завоевателей), солдаты называют ее местностью или пустыней, пожирает мотивы. Где тот марш-бросок, что привел нас к Йене и Ауэрштедту? Где горячность быстрых команд? Здесь в короткие часы дневного света армия, этот «погнутый инструмент или, вернее, его части», осыпаемая снегом, еле тянется, почти ничего не припоминая о вчерашнем дне. Офицерам приходится прибегать к длительным разъяснениям, они стараются говорить как можно яснее, повторяя на разные лады смысл своих поручений, которые обычно облекаются в форму приказа. Император и сам говорит тихим голосом. Его свита служит ему рупором. Он наклоняется к уху одного из своих любимцев, шепчет. Потом это превращается в приказ. Все это значит: он «обескуражен», голоса не поднимает. Он никогда не стремился в эту ледяную трясину — нигде не видно «знакомых равнин с холмами», как и «открытой местности перед густонаселенным городом». Все, что люди творят на этой земле, скрыто под снегом, как картофельные погреба.