Виштальский боялся открывать рот, хотя легкие разрывались, требуя кислорода.

– Куок. – донеслось до него глухо, как через вату.

Давид напрягся, продавил рукой неподатливый воздух, уперся и отжался. Впечатление было такое, будто он лежал под кроватью и теперь поднимал спиною тяжелое ложе вместе со спящими. Дышать! Дышать! Виштальский разлепил глаза, открыл рот. Студенистый воздух потек в гортань, забивая ее, как вязкая смола. Давид подавился и закашлялся – и в этот момент тяжесть и вязкость пропали. Напряженные мышцы толкнули галактиста вперед, и он растянулся, уткнувшись щекой в камешки на песке. Великий космос, какое же это удовольствие – дышать!

Руум пробежал вперед, вернулся к Давиду, опять рванулся прочь. И тут из голосовой щели руума, вечно куокавшей, раздался монотонный механический голос:

– Выборность – отсутствие. Необходимость – спасение. Пятьдесят больше одного. Прохождение индивидуума – гибельность, прохождение коллектива – жизненность.

– Тебя что, – спросил Давид, не слишком поражаясь тому, что «след» разговорился, – на подвиги потянуло?

– Выборность – отсутствие, – повторил Шарик. – Прощание.

И руум бросился вперед, где в воздухе словно реяла светящаяся сетка – как отражение плещущей воды на борту речного трамвайчика, – и что-то огнистое мерцало на заднем плане, кривилось, плясало, отбрасывая слабые «зайчики» на траву.

– Стой! Шарик!

Но было уже поздно.

Силуэт Шарика заколыхался, расслоился и пропал. Тут же растаяли танцующие сеточки, унялось мерцание, погасли всполохи.

Давид поднялся и, шатаясь, двинулся вперед. Вот и холмы. С безразличием осужденного на казнь он перевалил гряду и спустился на свалку Чужих – красные пески, наметенные ветром в невысокие барханчики, уходили волнами к мутному горизонту. Из песка высовывались скособоченные кубы, сколотые верхушки пирамид и конусов, снопы тонких, гнутых прутьев, цилиндры, здорово смахивающие на пни, шары, отблескивавшие медным глянцем. Больше всего этот сюрреалистический пейзаж смахивал на кладбище. Ксенологи уговорились называть ядро джанка «гипоцентром» – это было что-то вроде «глаза бури», безопасное место в кольце ловушек и убийственных сюрпризов. В гипоцентре джанк терял свои зловещие свойства – активное здесь распалось, несовместимое с жизнью рассосалось, нейтрализовалось, разрядилось.

Обернувшись, Виштальский проследил за чередой трапперов и ведунцов, влекущих долгоногов в поводу. Картина спасения его не тронула. Испытывая полное безразличие, даже отвращение ко всему, Давид спустился с холма и плюхнулся на теплый песок.

Беженцы прибывали, они молча приближались, неуверенно топчась и переглядываясь.

– Твой маленький друг погиб не зря, – проговорил Лосс, – благодаря ему живы все мы.

Давид безучастно кивнул.

– Каратели уже на опушке Запретного леса, – добавил Зесс. – Рыцари идут следом.

Виштальский снова кивнул.

– О, Творцы! – молитвенно сложил ладони пожилой патлатый траппер и выдохнул: – Сбывается пророчество!

– Какое еще пророчество? – разлепил губы Давид.

– Ибо сказано, – заговорил траппер нараспев и продолжил с особым выражением: – «Придут времена тяжкие и несносные человеку, и станет добро злом, а свет тьмой. Свободные превратятся в рабов, а повелители утратят власть. Но явится чужой, хранимый Творцами, и станет своим, и даст волю невольникам, и накажет неправедных, и вознесет закон выше венца царского…»

– И это всё обо мне? – усмехнулся Давид.

– А не ты ли тот чужак, – пробасил бородатый траппер, молчавший до этого, – который приручил домовика Творцов, чего не удавалось никому из нас за века? И не домовик ли хранил тебя, отведя все заклятия злых мест?

– Он это, он! – заволновался патлатый. – Всё сходится! Что было речено триста лет назад наимудрейшим братом Алассом-но-Кли, то ныне явлено! Братья! Радость-то какая!

Трапперы сильно оживились, счастливые улыбки разделяли усы и бороды.

– Вот только не надо меня в вожди и спасители записывать, ладно? – сердито сказал Виштальский. – Тот я или не тот, неизвестно, да и неважно, но одно я знаю точно – даром счастье никому не дается, за него драться надо! Так что не надейтесь волю бесплатно получить, не ждите, пока я за вас справедливости добиваться стану. Так не бывает. Я и помогать вам за просто так не собираюсь – помогу тем, кто сам хочет лучшей жизни и для того жилы рвет, надсаживается, старается во всю силу! Но прежде мне разобраться надо, что вообще происходит, понять, кто друг, а кто враг. Вопросы есть? Вопросов нет.

1

Грига и Сидоровс уже стояли переминаясь, на двухметровом круге нуль-транспортера. Вита кинула прощальный взгляд на панорамное окно, за которым простирались лунные холмы, и присоединилась к «сообщникам».

– Летите, голуби! – дурашливо пропел их провожатый и помахал «зайцам».

«Зайцы» мрачно посмотрели на него. Задрали носы и гордо отвернулись. Побеждать легко, куда сложнее держать удар, перенося поражение.

– Соберись! – процедила Бока, обращаясь к Ричу. – В Москву или куда? Раз, два, три!

– В Москву! – выпалил Сидоровс.

– Вперед!

Рич набрал код и вдавил стартовую кнопку. Порт-Рорис растаял в сиреневой вспышке.

Переместились они неизвестно куда – за огромным окном незапятнанно голубело небо. И все.

– Ты нас куда забросил? – подозрительно спросила Вита.

Подойдя к окну, она увидела не то террасу, не то палубу, а за ее краем клубились кипенно-белые облака, чью девственную чистоту подчеркивали синие тени в западинах.

– Это «Лапута»! – опознал место Грига.

– «Лапута-2», – поправил его Рич. – Я, наверное, шифр перепутал.

– Нам тут делать нечего, – сурово отрезала Вита. – Набирай снова.

Все встали в круг, и Рич сделал вторую попытку. Раздался мелодичный звон, и приятный голос проговорил с оттенком виноватости:

– К нашему сожалению, в нуль-пространстве образовались значительные шаровые сгущения минус-поля, и портал не может обеспечить устойчивую трансгрессию. Убедительно просим подождать – это явление временное.

– И сколько нам, то есть, как бы, ждать? – спросил Рич недовольно.

– Пустое! – отмахнулся Грига. – Помнишь, зимой? Когда нейтринная буря разыгралась? Вот то да! Трое суток просидели на турбазе.

– Ладно! – сказала Вита с раздражением в голосе. – Какая разница. Пойдемте погуляем. И подумаем.

Троица покинула нуль-станцию и вышла на прогулочную палубу.

«Лапута-2», если смотреть на нее снизу, казалась овалом. На самом деле Облачный Город имел форму безупречного круга с километр в диаметре. Его нижние отсеки были забиты гравигенными и гравизащитными системами, расходовавшими бешеную энергию двух кварк-реакторов, а выше стелились палубы пассажирские и прогулочные, чередуясь с парковыми зонами. На самом верху отливали лазурью квадратные и округлые бассейны, в центре сквера возвышалась, как памятник, грибообразная надстройка, а вокруг нее спадали террасы отелей, замкнутые кольцом обзорной палубы. Вот по ней-то и шагали наши друзья, обдумывая план «Б».