— Что? Кирилл… — рука почему-то потянулась к горлу, словно мне не хватало воздуха.

Он не мог отдышаться и явно был напуган. И я поняла сразу, что случилось что-то страшное.

— Там Андрею плохо.

Слова были сказаны. Я словно получила толчок в спину — побежала вниз по ступенькам, на ходу спрашивая спешащего следом сына:

— Скорую вызвали?

— Тетя Марьяна, которая Аленкина мама, звонила, когда я за тобой побежал.

К месту на детской площадке, где прямо на траве бился в судорогах мой мальчик, мне пришлось пробиваться через плотное кольцо напуганных детей, которых почему-то никто из взрослых не спешил уводить домой.

Вера Васильевна и Марьяна стояли на коленях возле Андрюши, и зачем-то держали его голову, повернув на бок. Маленькое тельце выгибалось, судорожно сжимались кулачки, лицо было красным, напряженным, с исказившимися губами, в уголках которых собралась пена. Я упала на колени рядом и, боясь навредить ему, стала осторожно щупать маленькое тельце — вдруг он упал, вдруг сломал себе что-то, вдруг он умирает! В тот момент я совсем не понимала, что об этом можно было спросить тех, кто был рядом! Где-то далеко, словно за закрытой дверью, я слышал испуганные возгласы, чье-то надрывное: "Где же эта скорая!" и детский горький плач. Обращаясь к Андрюше, словно он мог сейчас ее слышать, одно и то же монотонно повторяла Вера Васильевна: "Все будет хорошо. Все будет хорошо. Сейчас-сейчас приедет доктор. И все будет хорошо…"

— Эмма! У него, похоже, приступ эпилепсии! Я слышала, что нужно язык держать, чтобы не задохнулся, но челюсти не разжать, да и нечего засунуть между зубами, — в глазах Марьяны плескался страх, но она все также держала маленькое личико, подложив одну ладонь под голову, чтобы малыш не бился личиком о землю.

— О, Господи! Что же делать? — я растерялась и готова была разрыдаться, потому что на самом деле совершенно не знала, чем могу помочь. Сзади по моей спине шарила чья-то маленькая ладошка, словно успокаивая, словно поддерживая тем единственным, что было в ее силах — неосознанной детской лаской.

Вдалеке слышался тревожный звук сирены скорой, и кто-то из взрослых начал наконец растаскивать в стороны все еще толпящихся рядом с нами детей.

— Мам! Я скорую встречу! — прокричал Кирилл и побежал в сторону выхода со двора.

… Андрюша начал успокаиваться уже в машине, после двух уколов, сделанных фельдшером. Безвольно обмяк тряпочкой на моих руках, став в один момент бледным, как простыня. А я все время до самой больницы держала пальцы на тоненькой шейке, там, где бился пульс, и молилась только о том, чтобы мальчик выжил.

Он открыл глаза где-то через час. В палате мы находились вдвоем. Я держала ручку, с воткнутой в тонкую голубую венку иглой капельницы, и осторожно гладила темные прядки волос, думая почему-то совершенно о неуместном сейчас… о том, что Андрюше нужно сделать другую, более модную стрижку, о том, что нужно ему купить красивый крестик на цепочке… Доктор ушел, объяснив, что диагноз пока озвучить не берется, нужны исследования разные — МРТ, что-то еще, что можно будет сделать завтра утром, и, уверив, что состояние мальчика стабилизировалось и ухудшения не будет.

Андрюша открыл глаза и, увидев меня, заволновался, судорожно осматриваясь, будто бы ища что-то.

— Маленький мой, не волнуйся, все хорошо. Я с тобой. Мы скоро домой поедем.

Вторая ручонка, до этого спокойно лежащая вдоль тела на простыне, вдруг вцепилась в мою руку. Андрюша несколько раз открывал и закрывал рот, напрягаясь всем телом, и я, испугавшись, что вот-вот снова начнется приступ, поднялась со стула и шагнула к двери, чтобы позвать на помощь. Но меня остановил тихий шепот моего мальчика:

— Мама…

— Дядя Паша? — дверь мне открыл взъерошенный Кирилл, явно взволнованный или даже напуганный.

В квартире было тихо. Неужели Эмма укладывает детей спать? Только начало десятого! Кто летом спит в такое время?

— А где остальные? Ты один что ли? — я бросил спортивную сумку с вещами у входа и начал разуваться.

— Мама с Андреем в больнице. У него приступ случился. Скорая забрала. Бабушка с Полинкой пошли за тапками.

— Какими тапками? — едва успев разуться, я начал обуваться заново.

— Мама босая уехала. Я вещи собираю для них. Бабушка сказала, что именно нужно. Хотел на такси отвезти в больницу…

Он смотрел на меня с надеждой, да я, конечно, уже и сам собрался ехать туда.

— Что сложил? Давай тащи сюда, посмотрим.

Вместе с Кириллом перебрав вещи, добавив посуду (кто его знает, дают ее там или нет!), я собрался было ехать, приказав парню оставаться дома. На лестнице встретил Полинку с бабушкой.

— Дядя Паша! Дядя Паша! — Полинка тут же кинулась навстречу и повисла на моей штанине. — У нас тут такое случилось! Такое!

— Так, Полька, отстань от человека! Руки брысь! — Вера Васильевна выглядела усталой и расстроенной. — Кирилл, наверное, тебе рассказал…

— Да, — я кивнул на свою сумку, в которую переложил вещи для Эммы и Андрея, собранные Кириллом. — Мы с ним сюда сложили все. Я сейчас отвезу. Давайте тапки.

— Ой, да, кинулись собирать, а у Эммы резиновых, таких, чтобы для больницы подходили, и нету! Пришлось к себе бежать, у нее размер такой же… Ты ей передай, чтобы за детей не волновалась, я с ними ночевать буду, все будет в порядке.

… На то, чтобы найти их в больницах города (никто не догадался спросить, куда именно повезут), ушло почти два часа. Пожилая женщина, вклеивавшая на вахте анализы в карты пациентов, смотрела на меня недовольно:

— Есть такие. Недавно поступили. Но вообще-то, скоро полночь! Да, нет… Уже полночь, — взмах рукой направил меня к висящим на стене за моей спиной часам, на которых, действительно, было без нескольких минут, двенадцать. — Посещения запрещены в такое время.

— Они же только поступили. Без вещей, даже босиком! Я вещи отдам и уйду!

— Мужчина, вы плохо слышите? Мне что, охранника вызвать? Ходят тут всякие по ночам, с сумками подозрительными!

— Та-а-ак, — я чувствовал, как закипает внутри злость на эту непонятливую, злую бабу, но скрепя сердце все-таки нащупал в боковом кармане сумки бумажник и достал оттуда самый лучший пропуск во все двери — двухтысячную купюру. — Я должен их увидеть. Сумку могу вам показать — в ней ничего подозрительного нет.

Положенная на стол перед администратором купюра исчезла так молниеносно, что я даже не успел разглядеть, в каком направлении!

— Ладно, поднимайтесь на второй этаж, я сейчас на пост сестринский позвоню, предупрежу, чтобы пропустили. Уходить будете?

— Что?

— Ну, уходить назад? Или здесь останетесь?

Деньги, оказывается, творят чудеса!