по ленинскому пути, оттерев назад этих товарищей как людей, которые видели кое-как только у себя под носом, но закрывали глаза на ближайшее будущее нашей страны, на будущее социализма в нашей стране…»[71] На развитие легкой промышленности ресурсы почти не отпускались, а ее работники не были заинтересованы в результатах своего труда. Неслучайно все секретари обкомов, крайкомов и республик в письмах в Москву добивались размещения у себя предприятий не легкой, а тяжелой промышленности. Именно работники тяжелой индустрии получали снабжение по повышенным нормам, как продовольствием, так и промышленными товарами. Так что секретари обкомов прекрасно знали: будет у тебя металлургический комбинат или тракторный завод – и люди в области будут жить лучше. А если построят текстильную фабрику или мясокомбинат, то ее продукцию все равно придется целиком отдавать в распоряжение Москвы, а там ее направят прежде всего в районы развития тяжелой индустрии.

Пропагандистская роль Большого террора заключалась в том, что народу демонстрировали: вот враги народа, в том числе занимающие ответственные посты в партийном, государственном и хозяйственном руководстве. Из-за них и только из-за них вы живете так плохо. Но потерпите еще немного: мы их теперь обезвредили – и жизнь скоро наладится. И люди терпели, а дальше была война, и все опять можно было списать на тяготы военного времени и послевоенной разрухи. Действительную причину – перекачку основных сил и средств на развитие тяжелой промышленности, предназначенной для нужд войны, – Сталин не то что совсем не называл, но предпочитал топить в потоке красивых, но обтекаемых фраз насчет необходимости иметь передовые в техническом отношении промышленность и сельское хозяйство, которые-де в скором времени обеспечат изобилие материальных благ, а заодно дадут возможность перевооружить армию, сделать ее пригодной для современной войны.

Иосиф Виссарионович прекрасно усвоил одну нехитрую мудрость: в политике надо говорить народу прямо противоположное тому, что собираешься сделать, – тем легче тебе поверят. Так, он прилюдно возмущался, что сибирские крестьяне скотину ценят больше, чем человека. Но сам вовсе не собирался беречь людей. И с его молчаливого благословения в Красной Армии технику ценили дороже красноармейцев. Сразу после войны маршал Жуков с энтузиазмом рассказывал американскому генералу Эйзенхауэру, как посылал пехоту на неразминированные поля, чтобы пехотинцы собою подорвали противопехотные мины и проложили проходы для саперов. А затем в проходы шли саперы и снимали противотанковые мины, чтобы освободить дорогу танкам. Танк ведь стоил гораздо дороже, чем красноармеец, и его потерю было куда труднее скрыть. Сталин собирался завалить неприятеля трупами, хотя прилюдно не раз говорил о необходимости беречь людей, ценить и заботиться о них. На самом деле Сталин собирался бросить в топку войны всех мужчин, способных держать оружие. А заменить их в тылу должны были женщины. Потому-то и устраивались женские автопробеги, широко пропагандировался опыт трактористки-ударницы Паши Ангелиной, призывавшей подруг сесть за руль трактора, устраивалось Всесоюзное совещание командирских жён с призывами овладевать нужными стране профессиями. Всё это должно было обеспечить возможность ведения войны на истощение.

К 22 июня 1941 года в Красной Армии насчитывалось более 23 тысяч танков и более 19 тыс. самолетов. К началу Великой Отечественной войны на Западе она имела в 3,5 раза больше танков и в 5,5 раза больше боевых самолетов, чем вермахт. Практически в предвоенные годы была реализована идея полной милитаризации экономики. При этом сохранение избыточных мощностей для производства военной техники вело в мирное время к производству «мнимой стоимости» – гражданской техники, например тяжелых тракторов, не находивших в полной мере применения в народном хозяйстве.

Увеличение выпуска как военной, так и гражданской продукции шло по линии механического наращивания производства, как без учета реального рыночного спроса (которого и не могло быть в условиях централизованного директивного планирования), так и без учета возможности вооруженных сил освоить поставляемую боевую технику и подготовить достаточное число квалифицированных кадров для ее эффективной эксплуатации. В то же время значительная часть гражданской техники и товаров бытового назначения в реальности не находила спроса из-за низкого качества и несоответствия реальным общественным потребностям. Так, тяжелых тракторов СССР еще в 30-е годы производил больше всех в мире. Однако они представляли собой фактически лишь побочный продукт производства танков, так как в военное время все тракторные заводы должны были производить только танки. В результате детали советских тракторов быстрее выходили из строя, чем у американских (они изначально были рассчитаны на танки, срок службы которых невелик), а эксплуатировались они в несколько раз менее интенсивно и эффективно.

Применительно ко Второй мировой войне часто говорят, что основной ошибкой Сталина было заключение пакта о ненападении с Германией 23 августа 1939 года. Этим он не только открыл дорогу ко Второй мировой войне, но и создал условия для внезапного нападения Германии на СССР. Однако это было преступлением, но не ошибкой. Сталин как раз и стремился к тому, чтобы началась Вторая мировая война Германии против Польши и ее западных союзников. В этой войне он предвидел быстрый крах Польши, которую собирался «по-братски» разделить с Гитлером, что и было зафиксировано в секретном дополнительном протоколе к пакту Молотова – Риббентропа.

Уже 27 февраля 1940 года в директивах Красной Армии и Флоту в качестве единственного вероятного противника была названа Германия и ее союзники. А ведь в эти дни еще продолжалась советско-финская война, и Англия и Франция всерьез рассматривали отправку крупного экспедиционного корпуса на помощь финнам. После же заключения 12 марта мира с Финляндией почти все советские войска с финского фронта были переброшены к западным границам. Срок демобилизации призванных из запаса был отодвинут до 1 июля 1940 года. А еще 5 марта 1940 года Политбюро приняло решение о расстреле 22 тыс. пленных польских офицеров и гражданских лиц в Катыни и других местах. Вплоть до февраля 1940 года поляков собирались пропустить через Особое совещание, проштамповать приговоры от 3 до 8 лет лагерей и отправить несчастных на Камчатку и в другие восточные районы СССР, где они должны были томиться за колючей проволокой вплоть до окончания войны. Это решение можно объяснить тем, что Сталин собирался в самое ближайшее время напасть на Германию, ожидая весной 1940 года большого германского наступления на Западе. Тогда бы поляков пришлось освободить и передать польскому правительству в изгнании в Лондоне, а Сталин не хотел освобождать тех, кого считал своими врагами. Ведь подавляющее большинство польских офицеров не желало превращения своей страны в советского сателлита. А Сталин другой Польши себе не мыслил.

Вероятно, Сталин рассчитывал, пока вермахт увязнет на линии Мажино, быстро оккупировать Польшу и Германию, а затем