Послание было достаточно вежливым, но Грифф умел читать между строк. Он представлял собой дополнительное осложнение, явно лишнее. Она не винила его в том, что случилось, но для нее самой и для ее бизнеса было бы полезнее и безопаснее держаться от него подальше.

Следовательно, ему уже не нужно было ждать своих ежедневных походов в больницу. Он скучал. И, возможно, впервые в жизни был одинок. Быть изгоем — это совсем не то, что добровольное одиночество.

В тюрьме он очень страдал от невозможности побыть одному. Пять лет он жаждал одиночества и клялся, что после освобождения никогда не будет воспринимать его как нечто само собой разумеющееся. Но когда у него появлялось настроение поговорить, рядом всегда были другие заключенные, с которыми он мог потрепать языком. Он всегда ел в компании.

Теперь у него никого не было. Иногда он по нескольку дней ни с кем не разговаривал.

Нельзя сказать, что от природы он был очень общительным. Как точно подметил Болли, он всегда был одиночкой. Вне всякого сомнения, эта привычка сформировалась у него в детстве. Невнимание матери научило его самодостаточности. Во всем он надеялся только на себя — пища, развлечения и отдых.

Необходимость рассчитывать только на собственные силы стала частью его натуры. Кроме того, это было оружие, с помощью которого он держал людей на расстоянии — из неприязни или недоверия. Он не видел никакой выгоды в том, чтобы кто-то имел на него влияние. Даже самая поверхностная дружба требовала вложений. Чтобы дружить, нужно не только брать, но и отдавать. И то, и другое удавалось Гриффу с трудом. Коуч и Элли в конце концов поняли это и перестали настаивать, чтобы он завел приятелей, примирившись с тем, что он предпочитает общество самого себя обществу других людей.

Но в прежней жизни он хотя бы был окружен людьми, даже если и не сходился с ними. В школе, с «Ковбоями», в Биг-Спринг. Теперь он был по-настоящему одинок. Несколько дней назад он от отчаяния позвонил одному из бывших товарищей по команде, с которым поддерживал относительно дружеские отношения.

Бывший защитник команды, владевший успешным бизнесом по разработке программного обеспечения, поздравил его с освобождением и солгал, что рад его слышать. Но когда Грифф предложил встретиться и выпить пива, парень за тридцать секунд придумал десяток причин для отказа, напирая на то, что он женат.

— Она настоящая леди, можешь мне поверить. Но держит меня на коротком поводке. Ну ты знаешь.

Откуда ему знать? Но он ясно видел, что этот большой и сильный парень, бывший игрок Национальной футбольной лиги, предпочел выглядеть в глазах Гриффа подкаблучником, лишь бы не встречаться с ним за кружкой пива.

Сегодня, не желая проводить еще один вечер в одиночестве в замкнутом пространстве своей квартиры, Грифф оделся и пошел искать компанию. Он нашел ее в одном из просторных спорт-баров в дорогом районе города. Это было шикарное место, и здесь подавали в основном фруктовое мартини, а не пиво.

Бар предназначался для молодых, красивых и богатых. Загар Гриффа был самым бледным.

Его жадно рассматривали двадцатилетние девицы в летних топиках и коротких юбочках. Он тоже пялился на них, но без особых претензий. Что удивило его, потому что у него не было секса после Марши.

Да, и Лауры Спикмен.

Не думай об этом.

Так он обрывал себя каждый раз, когда его мысли текли в этом направлении.

В круглом баре посетители стояли в три ряда. Ему пришлось ждать почти полчаса, пока освободится стул у барной стойки. Он занял место, заказал пиво и гамбургер. Он ел и смотрел бейсбольный матч, который транслировался на большом телевизионном экране, подвешенном в центре зала.

Он заметил брюнетку, сидевшую в дальнем конце бара лицом к нему. Она улыбалась ему и демонстрировала грудь каждый раз, когда ее парень — муж или кем он там ей приходился — отворачивался. В остальном Грифф не обращал внимания на происходящее в баре.

Он растянул свою трапезу на пять иннингов[11]«Рейнджеров». Чтобы сохранить за собой стул и не возвращаться в пустую квартиру, он заказал вторую порцию пива, хотя пить ему больше не хотелось.

«Рейнджеры» выигрывали три очка. Сезон сложился для них удачно. Если они выйдут в плей-офф, он, пожалуй, заинтересуется ими. Вообще-то ему не очень нравился бейсбол. Он не мог понять спорт, в котором лучшей считалась игра, где ничего не произошло. Страстные любители бейсбола не согласились бы с ним, утверждая, что в «сухой игре» много чего происходит, но он не мог этого оценить.

Разумеется, наблюдать за игрой было гораздо интереснее, когда ты поставил на результат.

Его увлечение тотализатором началось вполне невинно. Он делал ставки ради развлечения. Еще в Университете Техаса он ставил на результат игр Национальной студенческой спортивной ассоциации и никогда на «Лонгхорнс». Но ему хотелось. Он не поддавался искушению ставить на собственные игры, пока его не взяли «Ковбои».

У психиатра, который консультировал его в Биг-Спринг, была на этот счет своя теория. Он говорил, что Грифф чувствует вину за то, что ему повезло. Когда он учился на последнем курсе, «Лонгхорнс» выиграли национальный чемпионат. Ему не хватило двух голосов, чтобы получить приз Хисмана, вручавшийся лучшему игроку университетского футбола. В тот год он был первым кандидатом на переход в профессиональную лигу и завидным приобретением для «Ковбоев», у которых закончил спортивную карьеру один из лучших защитников. После подписания контракта фотография Гриффа появилась на обложке журнала «Sports Illustrated». Слава и деньги в двадцать три года могут вскружить голову.

Психиатр считал, что Грифф играл в тотализатор в тайной надежде, что он будет пойман, наказан и лишится всего, в том числе любви Коуча и Элли. Врач особенно подчеркивал этот момент: «Коуч Миллер, вероятно, единственный человек в мире, которого ты уважаешь и к которому привязан. Тем не менее ты сознательно сделал то, чего он никогда не простит, — то, что нанесет непоправимый ущерб вашим отношениям».

Он делал вывод, что на уровне подсознания Грифф полагал, что должен быть наказан за все хорошее, что у него было, — начиная с того, что Коуч дал ему дом, и заканчивая его положением куортербека в далласских «Ковбоях» — потому что в глубине души считал эти подарки судьбы незаслуженными. Его падение стало самореализующимся прогнозом.

Может, он был прав.

Или все это чушь собачья.

Он делал ставки, потому что это ему нравилось и потому что это сходило ему с рук.

Отхлебывая пиво и стараясь растянуть бокал на подольше, он лениво размышлял, какую сумму поставили на результат игры «Рейнджеров». Интересно, сколько заработают его бывшие партнеры из роскошного офиса в Лас-Колинас за эти девять иннингов? Много, в этом можно не сомневаться. На парней из «Висты» работали букмекеры по всей стране.