Он хрустнул костяшками пальцев, и толпа невольно отступила.

Наконец крепкий извозчик, набравшись мужества, взмахнул дубинкой и с криком бросился на Якоба.

– Ах ты, вшивый… – начал он.

Однако палач встретил его ударом в живот, и богатырь сложился пополам. А когда попытался подняться, Георг снова уложил его ударом ноги.

– Лежи и не поднимайся, здоровяк, – предупредил он, погрозив пальцем. – Тогда легче отделаешься.

Между тем на троицу двинулось еще несколько человек с вилами, цепами и серпами и принялись осыпать их ударами с безопасного расстояния. Йозеф тем временем скрылся за спинами своих защитников и с плачем вжался в стену.

– Господи, они меня убьют, они убьют меня… – повторял он раз за разом.

Якоб, Георг и Бартоломей стояли плечом к плечу и отбивались, как могли. Крики и хриплые вздохи слились в один шум, напомнивший Куизлю о войне. Палач так и не взялся за охотничий нож, понимая, что, стоит пролиться первой крови, и он сам угодит на виселицу.

«И кто же меня повесит? – подумал старший Куизль. – Собственный брат?»

На него с ревом бросился очередной здоровяк. Якоб подставил ему ногу, лишив равновесия, и ударил в нос следующего нападавшего, так что тот со стоном рухнул на землю. Но все же Куизль не смог избежать удара в лицо, и по щеке потекла теплая кровь. Стычка была подлой и грязной. Палач понимал, что рано или поздно их одолеют. Противников слишком много, и оружие у них длиннее. Так что же им делать? Сбежать и оставить старого пастуха на произвол судьбы?

Куизль увернулся от очередного удара косой. Вдруг где-то поблизости раздался властный голос:

– Прекратить сейчас же! Или я именем епископа велю бросить вас всех в карцер!

Куизль в недоумении оглянулся. Из соседнего переулка вышли несколько стражников, вооруженных пиками и алебардами. Человек, который только что кричал, стоял к ним вплотную. Одежда и шляпа на нем были типичны для ученых врачей. Позади всех Якоб заметил низенького, щеголевато одетого человека, который словно бы прятался за спинами стражников.

Палач с облегчением рассмеялся и покорно вскинул руки.

– Дьявол, никогда бы не подумал, что буду так рад видеть своего умника зятя! – воскликнул он и повернулся к растерянной толпе: – Что, плохо слышали? Бросайте оружие, пока эти ученые не исполосовали вас своими скальпелями.

Симон шагнул вперед и хитро улыбнулся:

– Вы прямо рассыпаетесь в благодарностях за спасенную жизнь, дорогой тесть.

– Спасенную жизнь? Ну, все зашло не настолько далеко, чтобы твоя помощь в драке…

– Может, вы ненадолго отложите свои семейные дела? – произнес мужчина рядом с Симоном. – Пока у нас есть занятие поважнее.

Он снова обратился к толпе твердым голосом:

– Я недостаточно ясно выразился? Расходитесь, и побыстрее! Вы меня знаете, я лейб-медик епископа. Хотите, чтобы я доложил ему о вашем неповиновении? В городе запрещены любые беспорядки, вам это известно… – Он указал на пастуха, который, онемев от страха, по-прежнему жался к стене: – Виновен этот человек или нет, будет решать суд, а не вы. Ступайте своей дорогой и доверьтесь закону.

Люди зароптали и начали расходиться, подхватывая раненых и грозно при этом оглядываясь. Когда затихли последние шаги, врач вздохнул с облегчением.

– Вовремя подоспели, – проговорил он тихо и обратился к Якобу: – Вам бы и впрямь не помешало поблагодарить зятя. Это он позвал стражников. В противном случае мы бы, наверное, остались без палача – и взамен заполучили бы буйную, неуправляемую толпу. – Врач повернулся к стражникам: – Проводите беднягу к городским воротам. Думаю, в ближайшую пару недель ему лучше не показываться в городе.

– Но если он и вправду оборотень… – заметил один из солдат.

– Проклятье! Вы с ума все посходили? – перебил его лекарь. – На одних мазях и травах оборотнем не станешь! Даю вам слово лейб-медика, никакой это не монстр. А теперь ступайте наконец.

Стражники увели сотрясаемого дрожью пастуха, и Якоб вытер с лица подсохшую кровь.

– Влиятельный у тебя друг, – сказал он одобрительно Симону. – Полагаю, это и есть твой старинный приятель, господин Самуил… – Он усмехнулся: – Значит, не совсем уж и напрасно вы ошивались в университете.

– Ну, надеюсь, я не слишком злоупотребил полномочиями, – пробормотал Самуил. – Я, конечно, обладаю здесь некоторым влиянием. Но если его сиятельство узнает, что я велел отпустить подозреваемого, то отповеди мне не избежать. Если викарий первым не сдерет с меня кожу.

– Зато вы спасли жизнь человеку, – заметил Георг. Если не считать разбитой губы, то он, похоже, остался невредим. – Думаю, это того стоило. – Он как бы невзначай оглядел отца. – А ты неплохо дрался. И не скажешь, что тебе уже за пятьдесят перевалило.

– На горстку безмозглых крестьян вполне сгодится, – проворчал Куизль. – И на болтливого сына, если он сейчас же рот не закроет.

Но при показной ворчливости его переполнило чувство симпатии. Похоже, лед между отцом и сыном наконец треснул.

– А знаешь что, Якоб? – хохотнул Бартоломей. – Эта драка напомнила мне, как мы с тобою еще мальчишками колотили сыновей старого Бертхольда. Что была за потеха! Думаю, нам надо почаще такое проделывать. Это сплачивает.

Симон скептически покачал головой.

– Всегда знал, что связался со странным семейством, – пробормотал он, отряхивая пыль с порядком потрепанных ренгравов. – Ну да ладно… Нам в любом случае пора возвращаться. Мой младший сын, насколько я знаю, потрошил рыбу к ужину. Если задержимся дольше положенного, он наверняка закатит скандал. А это, поверьте мне, хуже любой уличной драки.

* * *

Позже, спустя пару часов, когда ночь темным покрывалом опустилась на Бамберг, по мосту у ратуши скользнули два сгорбленных силуэта и углубились в новую часть города.

Один из них был крупным, как медведь, на поясе у него висели шпага, широкий тесак и заряженный пистолет. Гигант останавливался на каждом углу, осторожно озирался и только потом звал за собой спутника. Человек, который нерешительно шагал следом, был низкий и сутулый. Годы сгорбили его спину, так что идти он мог, только опираясь на трость и превозмогая боль. И все-таки старый советник Тадеуш Васольд не мог отказаться от встречи со своим давним другом, хоть в такой неурочный час.

Старик дрожал всем телом, но причиной тому была не осенняя прохлада. Васольд плотнее кутался в дорогой шерстяной плащ и нерешительно следовал за своим рослым спутником по лабиринту переулков, переплетающихся у подножия собора. Дружелюбного гиганта звали Гансом, он был самым верным слугой Тадеуша. Еще его отец служил кучером старинному роду патрициев. И когда выяснилось, что обделенный острым умом Ганс обладал недюжинной физической силой, Васольд стал чаще брать его с собой в поездки в качестве телохранителя. Гигант хоть и не отличался сообразительностью, зато был молчалив, и разбойники с ворами разбегались от него без оглядки.