Кара повернулась на каблуках и зашагала прочь, не сказав больше ни слова.

Эспель ждала перед дверями красного дерева, инкрустированными серебром, под охраной двоих во-оруженных мужчин в черной форме.

– Все готово? – спросила Кара.

Скалолазка не посмотрела на нее.

– Эспель?

– Что?.. Ой! Да, мэм. Думаю, да. Охранники говорят, все готово. Только мы опоздали, поэтому Дрияр и его команда побежали сняться для прессы с сенатором Кейс. Там сейчас никого.

– Сниматься с фотографом? – переспросила Кара. – Это же немного?..

– Немного что, мэм?

– «Тихо сам с собою?»

Эспель казалась сконфуженной.

– Это Бо Дрияр, самый известный фотограф в городе: его фотографии могут создать или разрушить то, как на вас смотрят, – сказала она. – Кейс хочет заручиться его расположением. Он чертовски знаменит.

Кара пригладила топ.

– Окей, покажи мне его, когда они вернутся. Говорят, я с ним уже встречалась, но понятия не имею, как он выглядит.

Эспель усмехнулась:

– Не думаю, что у вас возникнут с этим проблемы. Дрияр хорошо над собой поработал. Этот в толпе не затеряется.

Верхолазка снова посмотрела на дверь, поправила манжеты, потом пригладила светлые волосы и снова поправила манжеты. Она казалась даже дерганнее, чем Кара себя чувствовала.

– Что такое? – требовательно поинтересовалась Кара.

– Ой, ничего, просто… – Эспель расплылась в глуповатой улыбке. – Просто… Я окажусь в одной комнате с Аппаратом Гутиерра. – Она благоговейно повысила голос, произнося название. – Машиной, отщелкивающей всю Лотерею. В смысле, я каждый год смотрю Розыгрыш по телевизору, и читала об этом в школе, но никогда не думала, что увижу его вживую. Когда вы сказали, что съемки пройдут в Зале Красоты, и я могу прийти… Короче, для меня это жутко важно.

Девушка была так возбуждена, взволнованна и откровенно счастлива, что Кара почувствовала, как и ее страхи немного отступают. В этом чувстве было что-то беспечное, напоминающее Бет.

У нее возникла идея:

– Там сейчас никого?

– Никого, мэм.

– Проберемся на закрытый просмотр, прежде чем они вернутся?

От одной мысли глаза Эспель превратились в маленькие синие океаны.

– Одни? Охранники нас ни за что не пропустят.

Кара посмотрела через плечо. Охранники в черной форме смотрели прямо перед собой, но глаза их то и дело постреливали в ее сторону. Она улыбнулась им и помахала. На их лицах расцвели благоговейные улыбки, и они виновато махнули в ответ.

– Знаешь, – проговорила Кара, – думаю, мы сможем их убедить.

Зал Красоты соорудили с размахом, который Бет назвала бы нелепым. Роскошные фиолетовые портьеры висели на сорокафутовых окнах, затмевая лампы и отражатели, уже установленные для съемок. Из-за выгнутых, словно ребра, потолочных балок матовой стали Каре казалось, что она в огромной грудной клетке, а дворец – вдохнувший ее зверь.

Если зал был грудной полостью, то заполнявший его расползающийся механизм из металла и стекла – бьющимся сердцем. Посмотрев на него, Кара почувствовала, как сбилось дыхание.

Аппарат Гутиерра: огромное круговое нагромождение изогнутых линз, расположенных концентрическими слоями и свисающих с высокого потолка зала, – блистал в свете раннего утра. Сооружение казалось взорванной стеклянной планетой, застывшей, когда тектонические плиты только начали разлетаться. В центре стояла обитая кожей банкетка, куда предстояло лечь счастливым победителям Стеклянной Лотереи, чтобы получить приз под светом огней и пристальным вниманием зрителей. На одну ночь они станут центром этого отраженного мира.

Стоящая рядом с Карой Эспель казалась донельзя пораженной. Она медленно повернулась на триста шестьдесят градусов, разведя руки, словно обнимая все это великолепие.

– Не могу поверить, что я по-настоящему здесь, – прошептала она. – Вы хоть представляете, как сильно мне хочется прыгнуть на эту банкетку прямо сейчас?

– Полагаю, это не приветствуется? – поинтересовалась Кара.

– Схлопотала бы, на фиг, пулю от вашего вооруженного фан-клуба. – Девушка кивнула на одетых в черное Рыцарей, стоящих в дверях. – Знаете, что? Может, оно того и стоит, чтобы узнать, какого это, – мечтательно пробормотала она. – Всего на несколько секунд сполна насладиться завершенной эстетикой. Не этим, – она с привычным отвращением ткнула протезную правую щеку, – а полным, настоящим лицом.

– Откуда бы оно взялось? – поинтересовалась Кара. – В смысле, новое лицо идеально бы совпадало с твоим, но не являлось бы его точной копией. В этом ведь вся суть? Где бы ты получила нечто подобное? То есть, если ты родилась только с… – она указала на левую щеку Эспель, – другая вообще существует?

Эспель взглянула на Кару:

– Впечатляюще.

– Спасибо.

– Нет, я хотела сказать, впечатляюще бестактная формулировка, графиня.

– Ой, – Кара опустила глаза. – Извини.

Эспель фыркнула:

– Слыхала и похуже. Ответ на ваш вопрос «где» прост: о «где» заботится погода.

– Погода? – Кара растерялась.

– Конечно… вы же не думаете, что облака нагружены только кирпичом да шифером? – Она наморщила лоб. – Все, что отражается в реке Старого Города, втягивается в круговорот. – Она говорила с воодушевлением и легким нетерпением, словно рассказывала о своем питомце в детском саду. – В основном, конечно, архитектурой, потому что, так или иначе, ее река отражает чаще всего, но также корпусами лодок, мотоциклами, почтовыми ящиками, бездомными кошками, звездным светом – дождь из него – просто потрясно. – Она улыбнулась воспоминаниям. – И лицами. Когда впервые видишь дождь из лиц, он ошеломляет: отдельные капли слишком малы и быстры, чтобы их заметить, но потом целые выражения соединяются в лужах или пытаются поговорить из канав, прежде чем утечь в канализацию. – Она поежилась. – В воде – в реке или в лужах и клоаках по всему городу – найдется более чем достаточно маленьких разбитых черт, чтобы завершить любую эстетику. Хитрость в том, как найти правильные. Те, которые подойдут. И вот где это маленькое чудо свершается.

Кара проследила за указующим перстом Эспель. Подвешенное в маленькой стальной клетке в самом центре аппарата, прямо над обитым кожей подголовником банкетки, находилось то, что выглядело обычным стеклянным шариком, тускло клубившимся, словно его сердцевину заволокла буря.

– Глаз Гутиерра, – благоговейно выдохнула Эспель. – Наша единственная зеркальная карта. Фасетки, заключенные в этом шаре, связаны с каждой отражающей поверхностью: от самой реки до окошка в ванной. Он видит, что они видят, отражает, что они отражают: идеальная карта Лондона-за-Стеклом в режиме реального времени.