– Отойди! – Брезь прорвался вперед и протянул руки к сестре, но Милава только крепче прижалась к Огнеяру. – Отойди от него! Он – оборотень!

– Не он виноват, а Князь Волков! – торопливо и горячо твердила Милава. – Сами подите посмотрите, там на поле следы остались и кони зарезанные! У него следы с ладонь, сразу найдете! Там был Князь Волков!

– Может, и был Князь Волков, да только кто его навел на свадьбу! – с угрюмой твердой убежденностью сказал Долголет. – Он ведь давно про свадьбу знал! Он – оборотень, волчий выродок, он волков навел на наших! Осиной его, и вся недолга!

Огнеяр молчал, только переводил взгляд с одного лица на другое. Его обвиняли в том, что он оборотень, и он не мог ответить «нет».

– Отойди, дочка! – с родительской властью и глухой угрозой в голосе проговорил Лобан.

Огнеяр взял Милаву за плечо и попытался оторвать от себя, но она не шелохнулась. Огнеяр прикрыл ее от волков, а теперь только она могла прикрыть его от гнева родичей. Пока она с ним – его не тронут.

Но в двух шагах от порога, возле которого застыли Милава и Огнеяр, грозная стена остановилась. Все то, что заставляло обвинять Огнеяра в несчастье, заставляло и бояться его. Он был один против многих, но его сила была больше человеческой. Прямого взгляда Огнеяра, горящего Подземным Пламенем, никто не выдерживал, никто не решался сделать первый шаг.

– Да, – сказал наконец Огнеяр, и слова его падали, как тяжелые камни в воду. – Оборотень я. Пусть кто другой от своей шкуры отпирается, а я не стану. Только и Князю Волков, людоеду старому, я не товарищ.

– Маре и Мороку ты товарищ! – выкрикнул отец Малинки, Привалень. Голос его ломался, как бывает у мужчин, не умеющих плакать. Он порывался броситься на оборотня с кулаками, но только потрясал ими в воздухе.

– За ножи не держитесь – ножом меня уже пробовали. – Огнеяр невесело усмехнулся, и оскал его белых зубов с выступающими клыками всем показался истинно волчьим. Он держался спокойно и говорил твердо, и вооруженные мужчины ощущали свое бессилие перед ним. – Одна была на меня управа – Оборотнева Смерть. А вы ее отдали. Зря отдали. Здесь она бы со мной скорее встретилась. А теперь Светел ее в Чуробор увез. А я-то еще подумаю, ехать мне туда или нет. А вы, вместо того, чтобы на меня волками глядеть, подумайте лучше, чем от самого Князя Волков обороняться будете. Я вам зла не желаю, а он себя уж показал.

В беседе повисла тишина, даже вопли женщин затихли. Моховики были потрясены известием о потере священной рогатины, а Вешничи потихоньку сообразили, кто же тот враг князя, на которого понадобилась Оборотнева Смерть.

Взимок сделал маленький шажок вперед и поклонился Огнеяру. У него хватало ума сообразить, какие огромные силы сшиблись в схватке над крышами их тихих изб, и желал только одного – чтобы эти громы не затронули род Моховиков. Тут не до злобы, не до мести – только бы худших бед избежать.

– Уходи от нас! – устало попросил он. – Не знаем мы, оборотень ты или кто, добра ли желаешь или зла, только уйди от нас, не тревожь нас, бедных! Хватит нам бед без тебя, дай нам покою! Оставь наши роды в мире!

– В мире! – повторил Огнеяр. – Уйти я уйду, да едва ли вам без меня мирно будет. Да, как знаете.

Оттолкнув от себя Милаву, Огнеяр вышел из избы. Помедлив мгновение и не веря в такой мирный исход, мужчины двинулись за ним, со всеми пошла и Милава, с неожиданной силой отталкивая от себя руки родни, пытавшейся ее удержать.

Выйдя во двор, Огнеяр поднял голову к темному небу и издал короткий призывный вой, и мороз пробежал по спинам всех, кто его услышал. Таинственный и пугающий Надвечный Мир, грань своего и чужого, были в этом волчьем голосе, льющемся из человеческой груди. Кмети спешно выскакивали из всех изб на призыв своего вожака, на ходу оправляя одежду и подбирая волосы. Его не ждали сегодня назад, на всех лицах было тревожное удивление.

– Едем. Сейчас, – коротко сказал Огнеяр.

И никто не задал ему ни одного вопроса, кмети молча кинулись выводить и седлать коней.

Моховики открыли ворота, Стая потянулась прочь со двора займища. Против своего обычая, Огнеяр ехал последним. В воротах он обернулся и нашел взглядом Милаву среди молчащих мужчин.

– Милава! – крикнул Огнеяр, и она невольно шагнула вперед, брат удержал ее. – А хвоста у меня и правда нет!

И он поскакал прочь. Милава смотрела, как за ним закрываются ворота, слушала, как затихает, удаляясь, стук копыт в лесу. И ей казалось, что это глохнет биение ее сердца. Даже в поле перед волчьей стаей ей не было так плохо. Холодная пустота обрушилась на нее и заполнила весь мир. Ей хотелось закричать, так громко, чтобы он и на другом краю света услышал: «Ну и пусть был бы хвост! Я и с хвостом тебя люблю! Как есть люблю!»

Но не было голоса закричать, не было сил двинуться. Брезь взял Милаву за плечи и повел обратно в беседу. И, словно разбуженная этим прикосновением и движением от тяжкого сна, Милава заплакала, впервые за этот долгий и страшный вечер. Брезь и Горлинка утешали ее, обнимали, гладили по голове и по плечам, но Милава никак не могла остановиться, вскрикивала и дрожала, словно хотела со слезами выбросить весь страх и все потрясения от прошедших событий. Но сильнее всего ее терзала боль от разлуки с Огнеяром – со зверем или с человеком, с таким, какой он есть.

В двух родах нашелся, наверное, только один человек, склонный хотя бы отчасти оправдать чуроборского оборотня. Вмала, жена Лобана, без конца обнимала Милаву, избежавшую страшной участи участников свадьбы, и благодарила за это не только чуров, но и Огнеяра. Остальные дружно решили, что это он навел Князя Волков на людей, а спасение Милавы объясняли тем, что она как-никак родом из Вешничей – ведь свой род всегда кажется более угоден богам, чем другие, а свои чуры – могущественнее и заботливее. Потрясая кулаками, мужчины-Вешничи упрекали Моховиков в малодушии, что те не испробовали на проклятом оборотне хотя бы осинового кола. Елова с презрением поджимала тонкие сухие губы, слыша такие разговоры.

Но потрясать кулаками было поздно: Огнеяр уехал. По слухам, он со своей Стаей быстро нагнал дружину полюдья и сам повел ее дальше по землям дебричей. Поговаривали и о том, что оборотень испугался священной рогатины и удрал в леса. Так или иначе, из окрестностей он убрался, и Вешничи надеялись больше никогда его не видеть.

Но страшное событие на льняном поле не отвратило род человеческий от мыслей о продолжении, молодежь не перестала подумывать о свадьбах. На другой же день явились сваты к Спорине, старшей дочери Лобана. Спорина и парень из рода Боровиков, Здоровец, не первый год приглядывались друг к другу и обещали составить хорошую пару. Веселясь на их сговоре, Вешничи почти позабыли о прежних печалях.

– Добры к тебе боги, Лобан! – говорил Берестень отцу невесты. – Двух детей разом сговорил, разом и свадьбы справишь! Одну девку из дому проводишь, другую в дом возьмешь, чурам в утешенье. И роду урона не будет! Вот все бы так!