Выход повести «Один день Ивана Денисовича» и создание Шостаковичем 13 симфонии, в основу композитор положит стихи Е. Евтушенко[122] «Бабий Яр», будет происходить буквально одновременно. И в этом еще одна связь Солженицына с нашей историей. Потому как во время репетиций все работающие над симфонией музыканты либо читали эту повесть, либо слушали многочисленные пересказы оной.

Впрочем, вернемся к нашему рассказу, Шостакович, живейшее участие в жизни которого принимали Вишневская и Ростропович, женился в третий раз, уже после того, как сын подарил ему внука Дмитрия. Двадцативосьмилетняя супруга Супинская Ирина Антоновна[123] была моложе дочери композитора. В силу этого пикантного обстоятельства Шостакович не спешил представить ее семье. Впрочем, она была отнюдь не беспомощной девицей из тех, что сначала сидят на шее у родителей, а потом перебираются на шею мужа. Ира работала в издательстве «Советский композитор» редактором. «Эта маленькая женщина с тихим голосом оказалась очень энергичной хозяйкой дома и быстро организовала жизнь огромной семьи. Именно при ней Дмитрий Дмитриевич, наконец, обрел домашний уют и покой. Как раз в то время он переехал с Кутузовского проспекта в дом рядом с нашим, и его молодая жена занималась ремонтом новой квартиры, перестройкой дома в Жуковке, чтобы отделить Дмитрия Дмитриевича от шумной суеты молодежи и их разраставшихся семейств. Создав ему идеальную атмосферу для работы, она оградила его от всех хозяйственных забот, все годы безупречно, преданно относилась к нему и продлила его жизнь на несколько лет».

Вскоре после женитьбы Шостакович пригласил Вишневскую и Ростроповича к себе домой; повод – только что написанная Тринадцатая симфония. Присутствовали композиторы А. Хачатурян[124], М. Вайнберг[125], дирижер К. Кондрашин, поэт Е. Евтушенко. Год назад он опубликовал поэму «Бабий Яр», и вот уже его стихи вошли в симфонию. «Многие слышали о Бабьем Яре, – писал в своих мемуарах Д. Д. Шостакович, – но понадобились стихи Евтушенко, чтобы люди о нем узнали по-настоящему. Были попытки стереть память о Бабьем Яре, сначала со стороны немцев, а затем – украинского руководства. Но после стихов Евтушенко стало ясно, что он никогда не будет забыт. Такова сила искусства».

Тут же возник вопрос, кто будет петь? Нужен бас. Вишневская рекомендовала Александра Ведерникова[126], тот, разумеется, согласился. Шутка ли, сам Шостакович! Совершенно новая симфония! Можно сказать определенно, с такой премьерой раз и навсегда впишешься в музыкальную историю.

Галина дала Ведерникову телефон Дмитрия Дмитриевича, и на другой день Шостакович проиграл специально для своего нового солиста всю симфонию и передал ноты. Но тут же в газетах, точно грибы после дождя, стали появляться критические статьи на «Бабий Яр» Евтушенко.

Конечно, критиковать не запрещается, но когда десятки критических статей появляются, что называется, в один день, выглядит это, мягко говоря, подозрительно. «Бабий Яр» – произведение, в котором говориться о погибших в конструкционных лагерях евреях. Евтушенко обвиняли в том, что своим произведением он преуменьшает роль русского народа в борьбе с фашизмом.

Первым не выдержал и сдался Ведерников, наотрез отказался выступать, должно быть, ему уже промыли мозги.

Галине было горько, обидно, а главное стыдно за своего коллегу перед Шостаковичем. Но тот как будто бы ждал чего-то подобного. Оказывается, Евтушенко и раньше жаловался, что его просят переделать текст, в противном случае, запретят исполнение. Так что в результате Евтушенко бегал по начальственным кабинетам, вымаливая разрешение исполнить симфонию с изначальным текстом, а Вишневская спешно искала замену исполнителю. В результате им стал Виктор Нечипайло, тот самый, с которым она в один год прошла по конкурсу в Большой театр.

Благодаря выходу повести Солженицына у Евтушенко была некоторая надежда на то, что ему удастся выхлопотать разрешение, так как по сравнению с описанием лагерного быта его «Бабий Яр» казался вообще неконфликтным произведением. Все-таки события, описанные в нем, происходили во время войны, а не в наше относительно спокойное время в фашистском, а не в советском концлагере.

Должно быть, начиналась очередная волна антисемитизма, во всяком случае, вскоре после того, как Шостакович начал работу над 13 симфонией, композитор Борис Чайковский[127] написал вокальный цикл на стихи Иосифа Бродского[128], Вишневская с радостью включила произведение в свой концерт, но его тоже запретили. Так как в стихах не было вообще никакой политики, все решили, что повлияла национальность поэта. Впрочем, последнее не доказано.

Известно другое: уже скоро, буквально 29 ноября 1963 года в газете «Вечерний Ленинград» появится статья «Окололитературный трутень», подписанная Я. Лернером, М. Медведевым и А. Иониным. Основная тема статьи – поэт Бродский, тунеядец, ведущий «паразитический образ жизни». Там же приводились цитаты, которые, как выяснилось позже, были взяты две из стихов Бобышева[129], а третья – из поэмы Бродского «Шествие», она представляла собой окончания шести строк, от которых отрезаны первые половинки. Стихотворение «Люби проездом родину друзей…» было исковеркано авторами фельетона следующим образом: первая строчка «Люби проездом родину друзей» и последняя «Жалей проездом родину чужую» были объединены в одну – «люблю я родину чужую».