– Я рада, что ты отказываешься от развлечений ради больного отчима, – сказала она. – Ты молод и легкомыслен, но ты добрый мальчик.

Она встала на цыпочки, поцеловала Андрея в лоб, перекрестила его и тут же вспомнила, что забыла положить в сумку пакет с припасами Андрею на дорогу.

Был уже девятый час, автобус, если его не отменили из-за снега на перевале, отходит в девять. Саквояж был тяжелым, на улице скользко и еще толком не рассвело. Андрей быстро шел по улице Гоголя, моля Бога, чтобы попался извозчик и довез его до вокзала. Но извозчиков, как назло, не было – кто выходит ранним утром в первый день Рождества? Андрею вдруг показалось, что он идет в гимназию. Именно это утреннее зябкое неуютное чувство охватило его. Саквояж показался тяжелым портфелем, а сам себе Андрей привиделся маленьким, беззащитным перед сегодняшней контрольной по геометрии.

Извозчик попался у Пушкинской. Он, видно, сам не знал, зачем выехал в такую рань, и страшно удивился пассажиру.

Автобус стоял на площади перед вокзалом, и увидеть его было радостно, словно загадал и сбылось. Если бы автобус не поехал, добираться до Ялты линейкой – потерять день.

Автобус был наполовину пуст, хоть и задержался на полчаса, так как ждал, не подойдет ли кто еще из пассажиров. Внутри было страшно холодно – за ночь мороз выспался в автобусе, и Андрей был благодарен предусмотрительной тете Мане. Через час Андрей задремал, но вскоре пришлось проснуться – подъем к перевалу был трудным, шоффэр все грозился повернуть обратно и, может, повернул бы, если бы, на счастье Андрея, среди немногочисленных пассажиров не оказался какой-то официального вида господин в шубе с бобровым воротником, которого ждали в Гурзуфе неотложные дела.

Когда автобус стал буксовать у самого перевала, пришлось всем вылезать и толкать его. Андрей согрелся, потому что толкал честно, а господин в шубе медленно ходил сзади автобуса и давал советы. Автобус пополз назад, и господина чуть не придавило. В этом была высшая справедливость.

За перевалом открылось голубое небо и совсем другая, сказочная страна, в которой господствовал зеленый цвет кипарисов и кустов туи. В Алуште на остановке пахло чебуреками, над площадью вился вкусный дымок, он смешивался с дымом татарских домиков, тянувшихся по склонам, где видны были небольшие стада овец; проехал извозчик, который вез двух франтов в белых пиджаках и канотье. Солнце припекало так, что Андрей, забравшись в автобус, снял с себя фуфайки и попытался заткнуть их в саквояж со снедью, но тот был полон, пришлось размышлять, что делать со всеми этими подарками и припасами. Но выбрасывать банки с драгоценным вареньем и конфетами было неловко.

В Ялте, куда приехали около часа, теплый воздух был напоен морской влагой, на море протяжно гудел пароход, было совершенно непонятно, как где-то еще может быть зима, Андрей проклинал тетю с ее фуфайками – он быстро забыл о стуже на перевале. Автобус должен был возвращаться в Симферополь в четыре часа – кондуктор объяснил, что позже ехать нельзя – надо одолеть перевал до ночи. Значит, у Андрея оставалось всего три часа, чтобы отыскать и увидеть Лидочку.

Так и не решив, куда деть тетины гостинцы, Андрей пошел вниз по берегу речки между одноэтажных сонных домиков. Улица была совсем иной, чем летом, – встречались лишь местные жители, которые не фланировали, а спешили по своим делам, совершенно не ценя сказочного климата своего города и не понимая, как драгоценно зимнее теплое солнце. Лишь изредка эту деловитость нарушали одинокие фигуры в основном пожилых людей, источавшие откровенную скуку, – в Ялте селились состоятельные отставники да оставались на зиму чахоточные.

С каждым шагом запах, влажность и особый свет, исходящий от моря, как бы овладевали городом. И если бы не нелепый громоздкий саквояж, Андрей был бы счастлив.

Андрей плохо знал Ялту, а спрашивать дорогу не умел и не любил, он решил сначала дойти до моря. Может, и потому еще, что хотелось увидеть море.

Он вышел к морю у «Ореанды», и тут ему повезло. Напротив входа, где дремали два извозчика, он увидел будку, в которой читал «Русское слово» пожилой чистильщик сапог. Андрей подошел к нему, сел незамеченным на высокий неудобный стул, поставил ботинок на подставку, и только тогда, видно, почувствовав, что ему заслонили солнце, чистильщик отложил газету и достал щетки. Он был похож на пирата, может, потому, что был одноглазым и почти черным от постоянного загара.

Молча и энергично работая щетками, чистильщик порой поднимал взгляд на Андрея, вздыхал, словно видя нечто печальное, и возвращался к своему делу.

Потом вдруг громко спросил:

– Квартира нужна?

– Нет, спасибо, – сказал Андрей, – я тут по делу.

– Вижу, что по делу, – согласился чистильщик. – Девочка нужна?

Андрей улыбнулся, потому что чистильщик был крайне серьезен.

– У меня есть девочка.

– У тебя для хорошего есть девочка, – сказал чистильщик. – А я тебе для удовольствия найду. Без меня не найдешь. Которые летом приезжают, их нет. Некого ублажать. А я найду. Недорого.

– У меня к вам другая просьба, – сказал Андрей. – Вы здесь долго еще будете?

– До вечера. Куда мне деваться?

– А если я вам мою сумку оставлю? На два часа.

– Не надо, – сказал чистильщик. – От греха подальше.

– Я вам заплачу, вы не беспокойтесь.

– А если там бомба? – спросил чистильщик. Он не шутил.

– Зачем же я бомбу вам оставлю?

– Она с адской машиной, – сообщил чистильщик уверенно. – Когда князь Думбадзе обедать поедут, она и рванет.

Андрей посмотрел на свой саквояж. Чистильщик говорил так уверенно, что даже у Андрея появились сомнения в безопасности тетиных подарков.

– А вы можете посмотреть, – сказал Андрей.

– Оставляй, – сказал чистильщик. – Мне что? Бомба-момба.

Андрей расплатился с ним. Чистильщик подвинул саквояж поближе и тут же, словно Андрея и не было, развернул газету.

Андрей быстро пошел по набережной – ему было так легко, словно с саквояжем у чистильщика остался груз, как свинцовые подошвы водолаза.

– Скажите, а как ближе к армянской церкви пройти?

– За гостиницей «Франция» налево, на Садовую.

На набережной он чуть не столкнулся с отчимом. Отчим ехал на велосипеде. Он сидел в седле прямо и держал в зубах трубку. На отчиме была кожаная куртка и черная шляпа. И весь вид его свидетельствовал о полном пренебрежении к тому, что подумают о нем встречные. Он, Сергей Серафимович, был хозяином Ялты, остальные – временными и прав не имеющими гостями.

Андрей быстро отступил за толстый ствол платана.

Вид отчима сразу разбудил в нем поток воспоминаний о летних днях в Ялте, но, свернув на Садовую, Андрей в предчувствии встречи с Лидочкой сразу об отчиме забыл.

Дойдя до новой армянской церкви Рипсимэ, Андрей остановился у высокой крутой лестницы, ведущей к ее дверям, и перевел дух. Он дышал часто, но не потому, что устал от подъема, – он очень волновался. Вытащил из кармашка серебряные часы, подаренные тетей к окончанию гимназии. Половина второго. Уже полчаса, как он в городе. Осталось лишь два с половиной. И Андрей вдруг понял, как это мало – сто восемьдесят минут. А он еще не нашел Лидочку.