побережье продолжались, ибо наши броненосцы были тихоходные и не могли их настичь.

Набеги эти в течение зимы 1915/16 г. стали предметом резких жалоб наместника на Кавказе великого князя Николая Николаевича Верховному командованию и раздражали общественное мнение. Прекращены они могли быть лишь путем тесной блокады или минирования Босфора. Но, несмотря на повторные указания Верховного командования командующему Черноморским флотом адмиралу Эбергарду, командование Черноморским флотом упорно отказывалось принять эти меры, ссылаясь на то, что для блокады Босфора нет вблизи подходящих баз, а для минирования не хватает мин заграждения, ибо большинство минного запаса израсходовано для обороны наших берегов.

Возражения эти были до известной степени справедливы, но все же Морской штаб Верховного главнокомандующего полагал, что даже в существующей обстановке и с наличными средствами Черноморского флота можно предпринять более энергичные меры в районе Босфора в целях воспрепятствования выходу судов турецко-немецкого флота в Черное море.

При выяснении этого вопроса оказалось, что главным противником этих мер был начальник оперативного отделения штаба командующего Черноморским флотом капитан 2 ранга Кетлинский, пользовавшийся неограниченным доверием и поддержкой Эбергарда.

В целях побуждения командования Черноморского флота к более энергичным действиям я был командирован с соответствующими указаниями Верховного командования в Севастополь, где довольно холодно встречен чинами штаба флота.

Подкрепленные рядом неопровержимых стратегических и тактических доказательств продолжительные мои разговоры с Кетлинским и чинами штаба, находившимися всецело под его влиянием, так и не привели ни к каким результатам.

Упорство Кетлинского, одного из талантливейших офицеров нашего флота, было настолько загадочным, если не сказать больше, что в лучшем случае можно было подозревать в нем недостаток личного мужества, необходимого для ведения решительных операций. Моя поездка послужила лишь к обострению отношений между Морским штабом Верховного главнокомандующего и командованием Черноморского флота и дало повод по возвращении в Ставку к острой переписке моей с чинами штаба Черноморского флота, принявшей вскоре с их стороны недопустимые, особенно в военное время, формы.

В конце концов начальник Морского штаба посоветовал командующему Черноморским флотом заменить Кетлинского другим офицером, более отвечающим оперативной работе, на что адмирал Эбергард ответил категорическим отказом и заявлением, что он всецело разделяет оперативные взгляды своего начальника оперативного отделения. Тогда было принято решение о смене самого адмирала Эбергарда.

Но исполнить его оказалось не так просто, ибо адмирал Эбергард пользовался благоволением государя и поддержкой флаг-капитана его величества адмирала Нилова, с которым был в дружеских отношениях. Вследствие этого морской министр и начальник Морского штаба Верховного главнокомандующего опасались натолкнуться на отказ со стороны государя.

Тогда в Морском штабе был составлен строго научно обоснованный доклад, в котором деятельность командования Черноморского флота подвергалась объективной критике. К вящему удивлению адмиралов Григоровича и Русина, государь утвердил этот доклад без единого слова возражения. В результате адмирал Эбергард был назначен членом Государственного совета, а его место занял самый молодой адмирал русского флота А. В. Колчак, показавший своей блестящей деятельностью в Балтийском море выдающиеся способности.

После этого меня срочно командировали в Ревель к адмиралу Колчаку, чтобы сопровождать его на пути к новому назначению и, не теряя времени, изложить ему во всех деталях обстановку на Черном море, с которой он не был знаком, так как никогда там не служил.

В Ревеле Колчак сдал командование минной дивизией и, взяв с собой капитана 1 ранга М. И. Смирнова (того самого, который был при Дарданелльской операции) для назначения его вместо Кетлинского начальником оперативного отделения штаба Черноморского флота, выехал в тот же день вместе со мной в Ставку. В пути мы трое, объединенные взглядами по нашей совместной службе в Морском генеральном штабе и связанные взаимными чувствами симпатии, подробно обсудили обстановку на Черном море, и Колчак со свойственной ему ясностью ума и решительностью принял определенную точку зрения на направление операций в Черном море, каковую немедленно по своем прибытии в Севастополь стал неукоснительно проводить в жизнь.

В Ставке Колчак был милостиво принят государем и произведен в вице-адмиралы. В тот же день он выехал в Севастополь, где 15 июля 1916 г. вступил в командование Черноморским флотом.

Не могу здесь не остановиться на воспоминании о замечательной личности Колчака.

С ним меня сблизила, помимо совместной службы в Морском генеральном штабе, усиленная совместная деятельность в Санкт-Петербургском военно-морском кружке, сыгравшем значительную роль в деле возрождения флота после войны с Японией.

В кружке этом, основанном лейтенантом А. Н. Щеголевым, создателем Морского генерального штаба, объединилось несколько молодых офицеров, поставивших себе целью провести в жизнь ряд мероприятий, необходимых для восстановления боеспособности горячо ими любимого родного флота. На заседаниях этого кружка в продолжительных дебатах всесторонне обсуждались доклады его членов о предполагаемых ими различных мероприятиях, и решения, выносимые кружком, нередко служили основанием предпринимаемых морским министром реформ. В этих дебатах неизменно принимал самое горячее участие Колчак и нередко сам ими руководил.

Портрет А. В. Колчака выразительно дан Г. К. Графом в его труде «На «Новике»:

«Небольшого роста, худощавый, стройный, с движениями гибкими и точными. Лицо с острым, четким, точно вырезанным профилем; гордый с горбинкой нос; твердый овал бритого подбородка. Весь его облик — олицетворение силы, ума, энергии, благородства и решимости».

Физический облик этот полностью отражал его замечательные духовные свойства вождя: он прежде всего безгранично любил свое дело и был проникнут до самозабвения чувством долга, что и привлекало к нему все сердца. Ничего не было на свете, чем бы он не пожертвовал для исполнения того, что считал своим долгом. Смелый и до крайности решительный, он подчинял своей железной воле не только сотрудников, но и начальников. Свои взгляды и требования зачастую проводил, не останавливаясь даже перед сильной резкостью в своих отношениях с людьми. Его пылкая и напряженная натура не терпела никаких препятствий, и в деле он всем своим существом «горел, как в небе свеча». Все события его трагически закончившейся жизни ярко отражали возвышенные его духовные качества.

Молодым офицером Колчак принял участие в полярной экспедиции барона Толля на судне «Заря». Во время второй зимовки в вечных льдах Толль поехал один, на санях, на не обследованный еще остров Беннета и не вернулся. Тогда Колчак с опасностью для жизни в сопровождении нескольких матросов на китоловном вельботе отправляется в поиски за ним, достигает острова Беннета и, не найдя барона Толля, возвращается, претерпев невероятные трудности и лишения в пути, в устье Енисея. Здесь он узнает о том, что началась война с Японией, и, вместо того чтобы вернуться в Россию на заслуженный отдых после двухлетней полярной экспедиции, следует прямо туда, куда зовет его долг — на войну в Порт-Артур.

В Порт-Артуре он, командуя