Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Вы знаете кто мой папа? — не унимается подруга, осыпая похитителей беспочвенными угрозами. Прибегает к откровенной лжи. — Мой папа депутат и бандит покруче вас будет! Дилетанты! Если я сегодня не появлюсь дома, он вас из-под земли достанет. Переломает каждую косточку, а потом обратно в землю зароет.
Я через силу отрываю глаза, намереваясь сказать Юле чтобы заткнулась. Она только разозлит похитителей.
Открыв глаза я вижу, что с меня сняли мешок. Хороший знак. Я лежу на заднем ряду сидений. Связанная Юля сидит недалеко от меня. Рядом с ней бандит, которого я видела и с трудом мне удается увидеть знакомую внешность водителя. Эти двое меня преследовали. А вот третьего парня, который существенно отличатся от «свиноморд», я вижу в первые. Коротко стриженый блондин в черной куртке сидит лицом к нам. Уткнувшись в телефон, он будто бы отсутствует. На вид ему не больше двадцати пяти и внешне он намного приятней «свиноморд». Как его занесло сюда? Может быть, его тоже похитили?
Хотя, о чем я? По вальяжной позе сложно сказать, что этот парень пленник.
— Рид, — обращается тот, кто ближе к Юле. — Может заткнуть ее? Задрала трепаться. — Рычит «свиноморда».
— Не, — не отрывая глаз произносит блондин. — Пусть говорит. Вместо радио будет. Интересно к чему приведет ее фантазия.
— Что? — вспыхивает Юля. — Тебя мой папаша первым уроет! Понял? Урод!
Юля так уверенно говорит об этом, что и я невольно начинаю верить в несуществующего папашу-депутата. Но, кажется, девушка перегнула планку и тот, кого назвали Ридом, отрывает свои глаза от телефона. Прищурившись, он награждает ледяным взятом подругу. От его внимания даже мне хочется испариться. Не представляю, как себя чувствует Юля…
Парень встает с места и, слегка пошатываясь он неровной дороги, по которой едет авто, идет к ней. Садится на корточки и опускает огромную ладонь на обнаженное колено. Юля по-прежнему была лишь в одной Сережиной футболке.
— Ты все сказала? — смотрит на нее снизу вверх. У меня поползли мурашки от его взгляда. Даже Юля молчит, не собираясь отвечать на вопрос.
Тут-то до меня доходит, что этот немногословный блондин у них за главного. Юная внешность очень обманчива, его выдают только ледяные глаза и острые как лезвие ножа слова.
Теперь, почему-то «свиноморды» мне кажутся обычными пешками, с которыми можно договориться, но только не с этим…
Понимая, что Юля попала и возможно оказалась в лапах настоящего монстра, я решаю как-то отвлечь его от подруги.
— Воды, — хриплю я не своим голосом.
— Эй, Рид, — на меня моментально обращает внимание водитель, уловив движение в зеркале заднего вида. — Сучка анестезиолога оклемалась.
— Усыпить? — сразу же оживает второй.
— Нет. Мы уже приехали, — Рид оборачиваясь, смотрит в лобовое стекло на заснеженный лес. Наконец-то отлепив свою ладонь от Юлиного калена, он занимает свое место.
Больше подруга не произнесла ни слова. Даже когда нас вытолкали из машины и заставили Юлю идти босиком к дому «потерявшемуся» в лесу. Мои комнатные тапочки тоже не особо спасали, но Юльке было хуже всего в футболке, босой и с мокрыми волосами.
Но она молчала. Молчала ровно до тех пор, пока нас не втолкнули в одинокую пристройку недалеко от дома, и не закрыли за нами дверь на замок.
В голове настоящая каша. Мне плохо… здесь холодно. А больше всего пугает неизвестность. Что с нами собираются сделать?
В отличие от меня Юля не собирается сидеть сложа руки. Будто бы ожив, она начинает биться в дверь.
— Да открывайся же ты! — Юля лупит ладонью по железной ржавой двери, но она, конечно, не поддается. — Черт…
Моя подруга сдается и сползает на корточки.
— Черт, — снова выдыхает она. — Это все из-за тебя, Лу. Все из-за тебя.
— Прости меня, Юль, — хрипло подаю голос.
Сдерживаю слезы, чтобы не плакать. Здесь так холодно, что слезы, кажется, примерзнут к щекам.
— Вот скажи мне, — подруга уже набралась сил и снова повышает голос, — это того стоит? Стоит твой Ильяс порушенной жизни?!
— Ты думаешь, меня похитили из-за него? — сжимаюсь комочком и стараюсь хоть как-то удержать свое тепло.
— А из-за кого же ещё?! — злится Юля. — У него на лбу написано, что он бандит! Нужно быть полной дурой, чтобы этого не видеть!
Подношу руки к губам, стараясь согреть их дыханием.
Да, Юля права. Ещё в первый день нашего знакомства я испугалась Ильяса. Моей первой мыслью вообще было что он маньяк. Но я напрочь забыла о своих страхах лишь только впервые оказалась в его постели.
— Что с нами будет? — вдруг тихо спрашивает Юля. Кажется, ее гнев немного утих.
— Не знаю, — шмыгаю носом и закашливаюсь.
Озноб уже бьёт меня крупной дрожью. Я не могу собраться с мыслями. Температура сильно поднялась. Явно уже не тридцать восемь, а побольше. У меня пробегает мысль, что я здесь умру, но я встряхиваю головой, чтобы прогнать ее подальше.
— Как ты думаешь, — Юля подсаживается ко мне, — твой Ильяс будет нас искать? Хоть попытается?
— Да, — уверено отвечаю. — Точно будет. Он найдет нас обязательно. Только…
Не договариваю, так как начинаю чихать и дрожать ее сильнее.
— Ты болеешь? — спрашивает подруга и подсаживается ещё ближе.
— Нет, — вру ей.
Я понимаю к чему она это спрашивает. Она хочет выбрать подходящую случаю модель поведения. Если я скажу, что болею, она переступит через себя и будет меня жалеть. А мне не нужна такая искусственная жалость. Поэтому решаю избавить ее от мук совести и соврать.
— Но я же вижу, что болеешь! — снова злится подруга и кладет мне руку на лоб. — У тебя жар.
— Нет, — упрямо отрицаю. — Просто тут слишком жарко.
Одну секунду мы смотрим друг на друга и вдруг разрываемся от смеха. Вот только смех наш наполнен отчаянием и истерикой. В помещении градусов восемь от силы, а мы с Юлей одеты только в пижаму. На мне хотя бы ещё есть носки с зайцами, а Юля совсем босая.
— Надень, пожалуйста, — снимаю один носок. — Будем меняться.
— Что мне твой носок, — фыркает она.
Конечно, она все ещё ненавидит меня, но хотя бы сейчас ей хочется со мной говорить.
— Я прошу тебя, — настаиваю я.
Почему-то мне кажется что так я хоть немного облегчу свою вину перед Юлей.
— Ладно, — Юля берет носок, но не спешит его надеть. Вместо этого она просто становится на него обеими ступнями. — Ужасно глупые носки, но теплые.
— Да, — грустно