Мальчик благоразумно кивнул. Одно дело правда, другое — задирать того, кто ответит тебе насилием. Сопротивление только разозлит Ерша. Сам воздух трещит от его ненависти. Даже колшата знает, что этот человек никогда не играет честно. Чтобы поставить все на свои места, нужна сила, и тоже немалая.

Ерш оглядел кулак в темных кровоподтеках.

— Понял? — спросил он у кулака.

Голубица рассмеялась и принялась размазывать тушь по лицу. Облизала перемазанные черным пальцы. Язык тоже почернел. Женщина вытерла ладони о ярко-голубые брюки. На брюках появились пятна. Это Голубицу озадачило, и она даже приоткрыла рот.

— Значит, виноват фараон, — объявил Ерш. — Так, по-твоему, Щен? Давай тогда запрем фараона. Бам, Бам. — Он завертелся, раскинув руки в стороны. — Чик, трак, дзынь.

Ерш подпрыгнул и пнул расколотую деревянную балку, свисающую с потолка. Голые ступни мягко шлепнули об пол. Ерш нагнулся и стал разглядывать большие пальцы на ногах.

— Давай запрем. — Он снова прыгнул, брыкаясь, как каратист. — Ки-я! — По пустому зданию понеслось эхо. — Почти то же самое, что руки той статуе оторвать.

— Какой статуе? — Голубица изо всех сил терла лицо, теперь ей хотелось быть красивой, не хуже этой статуи, о которой говорил Ерш. — Ты же знаешь, я люблю статуи.

— А ты ее видела, Голубица. Тетка с весами. Глаза завязаны, так и ждет, пока ей… Вся такая готовенькая. Да видела ты ее, конечно. Очень классная тетка. И твердая, как скала.

Голубица кивнула, в глазах снова блеснули слезы.

— Знаю. Мне она тоже нравится.

— НЕТ! — закричал Ерш и с улыбкой прислушался к эху. — Слушай, — прошептал он.

Ерш почувствовал себя могущественным и снова завертелся волчком. Потом разбежался, прыгнул на стену, сделал сальто назад и приземлился на ноги.

— Счет надо сравнять. — Он покачался, восстанавливая равновесие.

— А еще так сможешь? — восхищенно спросил мальчик. — Вот это да!

— Пора бы тебе знать, что правосудие — не для фараонов. Это наше дело — его вершить. Я же тебе рассказывал. Нас боятся, потому что мы сравниваем счет. Бах-трах-тарарах, и — опять на ноги. И полиция к нам не пристает. Пошел слух, что странный дядя зарезал Черрепью, и если мы с дядей не расправимся, то скоро сами подохнем на свалке. Улицу нельзя будет перейти без того, чтобы какой-нибудь хромой козел на тебя не наехал. — Он поддал ногой столешницу. Стол перевернулся, шумно ударился о стену, отскочил и встал на место. Когда наступила тишина, Ерш прошептал:

— Тут уж либо мы, либо — нас.

Андрена услышала, как открывается входная дверь, быстро села на диван и приняла скучающий вид. Она положила правую ногу на левую, потом левую на правую, протянула руку вдоль спинки дивана. Выпрямилась и взяла со столика журнал.

Когда Андрена подняла голову, Джим стоял в дверях, задумчиво глядя в пол. Было уже почти восемь. Муж не звонил ей и не оставлял сообщения на автоответчике. Разумеется, он искал Брада. Она старалась относиться к переживаниям Джима с пониманием, и ей это почти удавалось, но все равно было обидно, что он подвел ее, что не обращает на нее внимания. Андрена считала это проявлением эгоизма. Нет, «эгоизм» — слишком сильное слово, учитывая обстоятельства. Ладно, пусть он будет «думающим только о себе».

— Нашел? — Андрена с надеждой поднялась ему навстречу, она даже не понимала, что двигается, ее просто влекла к нему забота и тревога. Ей хотелось поцеловать его, но Джим не обращал на нее внимания, был задумчив и не реагировал на внешние раздражители.

— Нет, — блекло ответил он, снял пиджак и постарался улыбнуться жене. Даже нагнулся и поцеловал ее в щеку, но, как только выпрямился, лицо его снова стало озабоченным, взгляд беспокойно скользил по комнате.

— Ты-то как? — спросила Андрена.

Джим замер и уставился на нее, но быстро опомнился, устало кивнул, ослабил узел галстука и начал расстегивать рубашку.

— Прости. — Он вернулся к дивану. На взгляд адвоката, другого объяснения и не требовалось. Он повесил пиджак на спинку стула и упал на диван. Андрена подошла поближе, но Джим даже не взглянул на нее.

— Тебе принести чего-нибудь? — спросила она, подавляя желание напасть на него, потребовать извинений за такое невнимание.

— Нет, спасибо. — Он снова рассеянно улыбнулся.

Андрена села рядом.

— Судя по всему, спрашивать, как прошел твой день, не стоит.

Джим хмыкнул, уголок рта пополз вверх.

— У меня тоже был ужасный день, — намекнула Андрена.

— Хорошо, — пробормотал он.

— Джимми! — Она толкнула его.

— Что? — Адвокат поднял голову и прищурился.

— Ты где?

— Здесь. — Он встал и пересел в кресло-качалку, продолжая разглядывать Андрену.

— Я устал, — сказал Джим.

— Я тоже. Почти восемь.

— Да, уже поздно.

Джим посмотрел в окно. За стеклом темнело, в домах зажигались яркие огни, углы зданий расплывались в сгущающейся мгле. Оранжевые тени исчезали, уползали к горизонту, отступали перед натиском сумерек.

Андрена встала рядом с мужем на колени и провела рукой по его волосам.

«Я люблю его, — подумала она, — а все остальное не важно. — Андрена и сама верила в это, старалась не думать о том, что ей хочется отгородиться от мужа. — Почему? — Она не могла этого понять, любуясь Джимом. — Зачем мне от него отгораживаться?»

Джим откинулся назад и закрыл глаза. Он вздохнул. По телу разливалась тяжелая усталость, словно он весь день ворочал бетонные плиты. Вдруг вспомнились детские годы. Подростком Джим подрабатывал на стройке, работал на того самого человека, который хотел купить теперь землю Брада. Джим подумал о своем старом боссе, мистере Квейгмайере. Представил себе его хитрый взгляд, тщедушное некогда тело, располневшее с годами. И желтые зубы. Квейгмайер всегда обнажал их в широкой улыбке, когда совершал удачную сделку, обходил законы или преимущественное право другого покупателя. Жизнь Квейгмайера вроде бы удалась, но жадность и напористость никуда не девались. Да и зубы давно можно было отбелить или заменить. Вид омерзительный. Джим понимал, что Квейгмайер — всего лишь инвестор, удачливый бизнесмен, который умеет вертеться и приспосабливаться к рынку, но ничего не мог с собой поделать.

Джим открыл глаза.

— Я такая усталая, то есть я так устал. — Он потер щетину на лице. — Проверил морги, больницы. Обежал бог знает сколько улиц. Еще на вокзале был.

— Давай заберемся в кровать, — прошептала Андрена ему на ухо.

— А ты с Милдред говорила?

Джим быстро глянул на жену, потом на газету на журнальном столике. Читать уже сил нет. Может, он упустил из виду что-нибудь важное?