– Проклятье, что случилось?

Катапульта отказала. Экипажу необходимо покинуть машину.

– У, дьявол, – выругался унтер-офицер Шнивинд.

Фридрих заглушил мотор и вместе с напарником выбрался из самолета.

– Не надо волноваться, – успокоил механик. – Оказались поврежденными патрубки для подачи сжатого воздуха. Скоро мы устраним неполадку.

Капитан Фридрих кивнул. Черт, почему они не заметили этого раньше? – подумал он с горечью. Но нельзя давать волю чувствам. Еще одна сигарета. Обмолвился несколькими фразами с экипажами двух самолетов, ожидавших своей очереди на взлет. Еще несколько записок родственникам. Опять мрачные шутки тех, кому приходилось оставаться на корабле.

– Готово! – крикнул механик.

Фридрих и Шнивинд заняли места в самолете. Открыли дроссель, опустили рычаг катапульты.

Вновь неудача.

Еще одна попытка.

Тщетно.

– Покиньте машину, – распорядился офицер-инженер. – Вы не сможете взлететь. Направляющие рельсы повреждены. Должно быть, последствия взрыва торпеды.

– Что это значит?

– Ничего нельзя сделать.

Фридрих весь напрягся. Никто не должен видеть, что он сейчас чувствует. Не подавать виду. И следить за тембром голоса.

– Ну, – бодро обратился он к Шнивинду, чтобы услышали окружающие, – теперь мы настоящие отпускники. Пойдем купаться.

– Отлично, я умею плавать, – подыграл товарищу унтер-офицер.

Вернувшись на палубу, Фридрих швырнул на рундук кипу записок и писем. Вот так, подумал он.

Молодым офицером овладело ужасное безразличие. Он вдруг почувствовал, что все потеряло смысл, словно наблюдал за собственной судьбой в театральный бинокль из оперной ложи. Страх улетучился, Фридрихом постепенно овладело чувство полного равнодушия. Оно накрыло, будто плотным саваном, все его мысли и надежды, в целом судьбу.

«Итак, нам не удастся выполнить роль почтальонов». Капитан авиации Фридрих взял одну из записок, лежавших перед ним, и прочел:

– Словно поминовение на траурном венке, – прокомментировал неожиданно капитан.

– Похороны будут по первому разряду, – откликнулся унтер-офицер Шнивинд.

– Да, – произнес Фридрих, закурив сигарету. Он следил, не дрожит ли его рука. – Я не думал, что погибну так примитивно.

– У вас, по крайней мере, нет жены и детей, – сказал Шнивинд.

«У меня есть Ортруд, – подумал капитан, – да и родители. У кого их нет и кто о них не думает?»

Через несколько часов капитан Фридрих показал пример того, как следует сохранять присутствие духа, находясь за шаг до гибели. Офицер стоял на верхней палубе в том самом месте, откуда должен был взлететь его самолет.

К этому моменту от линкора «Бисмарк» почти ничего не осталось. Его надстройки перестали существовать, был выпущен последний снаряд. Сотни людей погибли. Раненые пытались добраться до лазарета, который был переполнен. И вообще весь корабль превратился в один большой лазарет.

Адмирал погиб. Катер, спасательные шлюпки и плоты уничтожены. Спасательные жилеты оказались непригодны. Куда ни глянь, везде кровь, трупы, фрагменты человеческих тел. Отовсюду звучали хрипы, стоны, мольбы о спасении.

Огромные волны били в борта корабля. Теперь каждый сам за себя! Но была ли у кого-нибудь из них хоть малейшая надежда на спасение?

Под впечатлением от пережитого несколько матросов прыгнули за борт. Волны тут же разбили их о борт корабля. Где-то там находился противник. На время он прекратил огонь. Между британскими эсминцами и «Бисмарком» дрейфовали масляные пятна.

– Нам придется барахтаться в этом, – констатировал Шнивинд.

– Масло закупорит поры кожи, и мы задохнемся. К черту все это! К черту этот проклятый флот! Я знал, что все закончится скверно. Я не покину корабль.

– Как вы намерены поступить?

Молодой человек, один из миллионов, которых война поглотила, переварила и выплюнула, принял решение. Он стоял на своем месте спокойный и бледный. Фридрих уже видел подобный сюжет в кинофильмах и обсуждал с друзьями полученные впечатления у костра в молодежном лагере. Он верил в это и переполнялся энтузиазмом. Сейчас последний отсутствовал.

Все решил один выстрел.

Он выхватил револьвер. Унтер-офицер попытался выбить оружие из рук капитана.

– Назад! – закричал Фридрих. Он приставил дуло револьвера к виску.

Что это, безумие, полнейшая глупость?

– Да здравствует фюрер и Великая Германия! – крикнул Фридрих.

Затем хлопнул выстрел…

Еще одна смерть на «Бисмарке», которые уже давно перестали считать. Героика смерти обесценилась. Еще три летчика последовали примеру своего капитана. Только они приняли смерть молча…

Должно было пройти еще пять часов, прежде чем капитан Фридрих и его соратники встретили смерть. Пока же было только пять утра, и предстоял еще длинный день. Сумрак сохранялся. 27 мая рассвет едва пробивался сквозь плотную завесу черных туч.

В это время адмирал сэр Джон Тови изменил свое решение на рассвете навязать «Бисмарку» бой. Учитывая плохую видимость и острый дефицит топлива, он подождал еще два часа. Он считал, что в темноте увеличится риск принять один из британских кораблей за противника.

На британский флагман «Кинг Джордж V» непрерывно поступала информация с эсминцев. Экипажи этих кораблей провели всю ночь на своих местах согласно боевому расчету. Затем им разрешили отдыхать по очереди. Теперь, перед решающим боем, матросов пичкали таблетками бензедрина и воодушевляли бодрыми речами. Слухи распространялись скорее, чем официальные сообщения по радио, которые не позволяли забыть о тяжелых потерях, понесенных «Бисмарком».

Силуэты кораблей «Кинг Джордж V» и «Родней» временами выступали из темноты, и мощные орудия главного калибра возвышались над линией горизонта. Медленно, бесконечно медленно дневной свет пробивался сквозь мрак по мере того, как стрелки часов двигались по кругу. Капелланы на кораблях читали проповеди. Матросы писали письма, шутили, рассказывали разные истории, мечтали о будущем, разливали чай, на этот раз с небольшой порцией рома и двойной нормой сахара. Страх улетучивался, а уверенность в победе крепла.

Спускаясь по трапу с адмиральского мостика, один из офицеров заметил несколько крыс, разбегавшихся в разные стороны. Он подавил нахлынувший страх и промолчал. Моряки суеверны…