И если он не уйдет сейчас, то в будущем их ждет именно это.

Лэнджу было необходимо пространство. Широкое открытое пространство. Ни стен. Ни оград. Ни обязательств. Ни требований.

Николас прекрасно понимал, что происходит, чувствовал, что его затягивает паутина семейной жизни. Первоначальное инстинктивное сопротивление было сломлено. Он пустил все на самотек, прекратил борьбу, сдался.

А не должен был.

Он околдован милыми улыбками, светом больших голубых глаз, нежными прикосновениями. Ковбой совершенно забыл трезвый расчет, который защищал его надежной броней. Он рискнул и поверил…

До сегодняшнего дня.

Николас выводил трактор в поле, изо всех сил стараясь думать только о работе, но, помимо его воли, мысли упорно возвращались к Хэлен и девочкам. Лэндж посмотрел на дом и увидел их там, стоящих на крыльце.

Странно, но, глядя на Хэлен и своих племянниц, улыбающихся и машущих ему руками, Николас видел свою мать и Лиззи, ожидающих его с надеждой на лицах, которая всегда сменялась болью и печалью. Подростком он ненавидел отца, когда видел уходящую надежду в глазах своих близких. В эти мгновения он был беспомощен.

Но все изменилось.

Теперь Хэлен и девочки смотрели на него с тем же выражением. Николас видел, как надежда в их глазах сменяется разочарованием, потому что он не мог дать им то, на что они имели полное право.

И тяжесть того, что он сын Лесса Лэнджа, давила на него. Николас боролся с этим что есть сил. Прошлой ночью он любил Хэлен с безрассудством, которое, Николас надеялся, прогонит прочь все его сомнения и страхи. Остаток ночи он провел, крепко обнимая девушку и думая, что у них все получится.

Но утром… утром ему пришлось взглянуть правде в глаза.

Если он женится на Хэлен и девочки останутся здесь, это приведет к новой боли, к новой потере. Разочарования детства крепко держали его. Николас не сомневался, что его новая семья, если бы он рискнул ее создать, тоже разрушится, боль потери вернется, и будет только хуже и им, и ему.

Так не лучше ли уйти?

Господи, какая она дура! Наивная, слепая дура. Идиотка. Даже у принцесс в сказках было больше здравого смысла. Даже у коров, заблудившихся в зарослях, было больше мозгов, чем у нее.

В полной темноте Хэлен села на кровати, обхватила руками колени и уткнулась в них пылавшим, залитым слезами лицом. Она чувствовала такой холод внутри, что больше, думала она, ей не согреться.

«Я никогда не женюсь», — сказал ей Николас двенадцать лет назад. Он повторил то же самое, когда они ехали в Денвер. Почему она не прислушалась к его словам? Почему она пропустила их мимо ушей? Она была так самонадеянна, решив, что сможет изменить его, заставить поверить в семью, в любовь.

Какая же она дура!

Но, спорила с собой Хэлен, он занимался с ней любовью с такой нежностью, с такой страстью… А теперь? Он ушел, перечеркнул все, что было. Почему? Господи, почему?

Да потому, что Ник боялся. Сначала Хэлен бросила это обвинение в порыве гнева. Она не была уверена. Но постепенно убеждалась в своей правоте: ковбой боялся. Теперь она знала, что иногда слов и действий недостаточно, что недостаточно даже любви. Она сделала все, что смогла. Последнее слово осталось за ним. Ник должен сам сделать свой выбор.

— У меня к тебе просьба, — сказала Хэлен в спину Ника.

Он слышал, как она вошла в конюшню, но не поднял глаз, продолжая чистить Доджера.

Ник не видел ее с прошлого вечера. Он медленно обернулся. Хэлен выглядела бледной, но спокойной, ее волосы были стянуты на затылке в небольшой пучок, губы стали почти бесцветными, бескровными.

Настоящая библиотекарша, подумал он. Пристойная и степенная. Ник вспомнил ее страсть, необузданность, когда они занимались любовью. Кто бы мог подумать, что?.. Николас усилием воли отогнал прочь эти мысли и осторожно спросил:

— Какая просьба?

— До Рождества осталась всего неделя. Я хочу, чтобы ты до праздника ничего не предпринимал — не говорил с Фрэнком и не рассказывал девочкам.

— Я…

— Николас, я прошу об одолжении. Девочки так ждут Рождества. Строят планы. Этот год был слишком тяжел для них. А сейчас они счастливы, и я не хочу, чтобы все сразу переменилось. — Большие голубые глаза умоляли его.

— Я тоже не хочу причинять им боль, черт возьми! Я не хочу сделать своих племянниц несчастными.

Хэлен кивнула. В голубых глазах была печаль и легкий укор. Она повернулась и пошла прочь.

Слава богу, что он успел вовремя уйти.

Лэндж верил, что решимость и расстояние помогут ему, надеялся, что, покинув дом и с головой погрузившись в работу, он не будет по ним скучать.

Однако достаточно было провести две бессонные ночи в полном одиночестве, видя вокруг только голые бревенчатые стены сторожки, и взгляд Николаса неизменно стал обращаться к окну. Ковбой смотрел на огни Большого дома, вспоминая тепло камина и уютную мебель, и точно знал, где он сейчас хочет быть.

Единственное спасение — это работа.

Снег теперь лежал на земле толстым слоем, еще больше затрудняя кормление скота. В понедельник они с Брайаном пытались использовать трактор, но машина оказалась в почти нерабочем состоянии. Пришлось вытаскивать сани.

После полудня, когда Брайан уходил домой помогать отцу, Николас колол лед в ручье, чтобы скот мог напиться. И вечерами работы было предостаточно: ковбой чистил конюшню, чинил сбрую и… смотрел на дом.

Последние три дня Николас почти не видел ни Хэлен, ни девочек, только утром махал им рукой в ответ да один раз после ужина поговорил с Дотти, когда девочка заглянула к нему в конюшню.

Дотти ни о чем его не расспрашивала, просто рассказала, как она с Дейви Гроссом ходила смотреть лошадей. С блестящими от восторга глазами девочка поведала дяде, что отец Дейви разрешил ей покататься на самой красивой лошадке, гнедой с белой звездочкой на лбу и четырьмя белыми чулочками.

Лишь когда девочка уходила, она печально вздохнула и произнесла:

— Мы скучаем по тебе, дядя Ник!

Он тоже скучал по ним. Еще как скучал!

Должно быть, там сейчас играет музыка, и нежная лирическая мелодия разносится по теплому и уютному дому. А пока девочки слушают, Хэлен, наверное, что-нибудь печет или читает, или готовит рождественские подарки. Пэтси, должно быть, сидит за кухонным столом и, грызя карандаш, пытается разобраться в каком-нибудь алгебраическом уравнении. Дотти, конечно же, растянулась на полу, подперев кулачком подбородок, и увлеченно читает книги о конезаводстве.

А Сью?

Она сидит на коврике возле камина, как всегда выдумывая новые приключения для «Хэлен» и «Николаса».

Проклятье! Ник ударил рукой по стене и отошел от окна.