валун, ни в чём себе не отказывают — и заговорил:

— Как зовут тебя, Искатель?

— Имена не вечны, в отличие от Аспектов.

— Аспекты, говоришь. Искатель, Игрок, кто там ещё? Звучит как типажи в средневековом театре.

Когда Искатель молчал, обдумывая что-то про себя, в голове возникала блаженная истома. В такие моменты хотелось нагружать непрошеного гостя и нагружать, чтоб пыхтел и размышлял он, чтобы самому тонуть в разврате ментального расслабона. Поэтому Евгений продолжил:

— Знаешь, происходящее вроде выглядит наспех склёпанной чередой событий, но почему-то ведёт к осуществлению твоей, засранец, цели.

— В чем вопрос?

— Почему?

— Потому что мне помогают. Этот Город опутан сложным узором дружбы, вражды, временных и долгосрочных альянсов. То, во что я тебя втянул, лишь верхушка айсберга, чьи корни тянутся если не к ядру, то к мантии Земли. В этой игре ты даже не новичок. Легко спутаешь ириску с конфетой. Тебе же во благо прислушиваться ко мне по любому непонятному вопросу. И почти каждому понятному.

— Плыть по течению как кораблик из спичек?

— Я уважаю независимость мышления…

— О, да!

— Если видишь, что какой-то мужик обошёл лужу, ты пойдёшь за ним, или проявишь мокрый нонконформизм? Поверь, я заинтересован в сохранении твоей жизни не меньше тебя самого.

— Это пока я двигаюсь к разрешению твоей загадки. А что потом?

— Другая загадка.

— Почему так неубедительно?

— Не знаю.

— Постой. Что ты мне втираешь? Ириска и есть конфета!

— Я же говорил.

Разговор явно соскальзывал с дорожки здравого смысла. К счастью, дверь контейнера крякнула, вытряхнув клубы строительной пыли — и начальника в тряпичной маске на лице.

— Вот, — сунул он Евгению три судовых журнала. — Ключи придержу у себя. Может, успеете что вычитать, пока я подготавливаю мопед…

— Какой такой — мопед?

— «Карпаты»…

— Значит, пешком до корабля долго, — пояснил Искатель как дитю малому.

— Настолько, что лучше потратить время на починку этого куска… винтажа?

Начальник заметно помрачнел.

— Не ругайтесь. Мне всего-то нужно обновить масло да пройтись тряпкой по сидению.

— Извините.

— Не передо мной… хотя, передо мной. Ничего страшного. В общем, читайте.

Но дверью начальник хлопнул все же на пару децибел громче.

— Каменщики…

— Хочешь сказать, он масон? — проговорил Евгений, листая журналы.

— Да — если бы я говорил по-английски.

— То есть, мировое правительство…

— Только в головах неизобретательных сумасшедших. Каменщики скорее…

— Секта?

— Маленькая, сгруппированная вокруг патологического раскольника. Ей далеко до масштаба нынешних мировых. Официальных… Знаешь, в чем юмор? Если Церкви узнают о существовании Каменщиков, то примут их за еретиков, а не фундаменталистов.

— Ты ведь понимаешь, что ни черта ничего не объяснил?

— Я сказал достаточно, чтобы ты сам пришёл к нужному выводу. Что ты делаешь?

— Читаю. Может, не придётся чапать за ответами в мопедную даль.

— Придётся. Но полистать, конечно, можешь. С учётом того, что путь Искателя — это поиск ответов на вопросы реальности в самой реальности. Бумажки, заполненные по бюрократической необходимости, отвечают лишь на вопросы, поставленные точно такими же бумажками.

— По твоей извращённой логике полицейские отчёты, заключения патологоанатомов, Конституция — всё это выдумка бумажная?

— «Выдумка бумажная» объективна настолько, насколько много фильтров между ней и реальностью. Наше восприятие окружающего уже фотокамера с жуткими дефектами. Информация искажается пока поступает в мозг, пока осознается, пока переносится на бумагу или другой носитель… Уже сколько фильтров! Затем путь через инстанции вверх, через людей, с каждой ступенькой всё более отдалённых от земли… Представь, что твою не идеальную фотографию снимают другим аппаратом со своими дефектами, затем выбрасывают твой «оригинал», а копию отдают под другой объектив. Цепочка продолжается. Кто-то не может разобраться в том, что ему подсунули, и он пытается проявить изображение в химических растворах, или швыряет фотографию в шредер и реставрирует по полоскам — так, как ему искренне кажется верным. Добавь намеренное ретуширование неприятных или компрометирующих кусков, бессмысленные споры, чем лучше фотографировать — «Кэнноном» или «Никоном»… вплоть до того, что фотографу, предпочитающему «Никон», подсовывают «Кэннон». Чем больше субъективный разум стремится к объективности, тем дальше он от неё уходит — в области, которые необъективны даже относительно его собственной необъективной системы. То, что принято называть «абсурдом».

— И как тогда ты ищешь истину?

— А я и не ищу истину. Я не из когорты Прухина, чтобы нагло заявлять о себе как о представителе некой объективной силы.

— Ну и чем ты тогда занимаешься? Лезешь в мозги случайным прохожим?

— В том числе.

Евгений помедлил, вспоминая, c чего вообще начался этот разговор.

— То есть, смотреть в журнал не нужно.

— Дело твоё.

Евгений покачал головой, многозначительно приподняв брови.

— Что-нибудь вычитали? — спросил начальник, выкатывая из контейнера свои «Карпаты». Если бы не отмытый двигатель, бак и сидения, могло бы показаться, что это не мопед, а точная копия из гипса.

— Нет, — усмехнулся Евгений. — Это вообще легально — ездить в таком виде?

— Вы правы! — Начальник снял маску и протёр ею вусмерть загаженный номер на задней раме. — Теперь — да.

Он запер контейнер и ткнул пальцем в багажник, к которому двумя трубочками, наводящими тревожные мысли о клизмах, была привязана подушка. Глядя, как глава охраны натягивает очки для работы с «болгаркой», Евгений пришёл к выводу, что спросить шлем будет непростительным барством. Двигатель завёлся с третьего раза. Стальной пони чихнул, стряхнув с себя несколько слоёв пыли. Начальник надавил на педаль, и мопед галопом рванул по колдобинам вечной стройки на окраину Чернокаменска.

Занятый страхом езды «с ветерком» и необходимостью прижимать журналы к груди, Евгений не обращал внимания на то, что́ стремительно разворачивалось вокруг. Терял он, впрочем, немногое. Слева тянулся далёкий бесцветный берег, а на востоке подрагивала энцефалограмма лысых холмов. В далёкой древности сюда уходили голодать подвижники, чьи тела замуровывали потом в молочно-белых мегалитах. На востоке, царапая эти памятники не столь отдалённого для эволюции прошлого, перешёптывались сумрачные грозы.

— Ещё час, и накроет! — сообщил начальник, давя на газ.

— Беда не приходит одна, — в матерной форме высказал Евгений.

— Ничего, мы почти… Боже!

— Что?! — вскричал носитель. «Поломка? Кочка? Камаз навстречу?» — Что?!!

Начальник не отвечал, так что пришлось открыть глаза самому.

— Ну ни хрена себе…

Фанерон. Фантом и близнецы

У перечёркнутого знака «Чернокаменск», символизирующего границу города, дымили сиамские близнецы двух покорёженных машин. Подробности ДТП представали как горелые страницы фотоальбома: тот, кто ехал на север, решает повернуть влево, на просёлочную дорогу, и не ожидавшее таких фортелей встречное авто на полной скорости впечатывается в правую бочину…

Начальник остановил мопед на обочине и тут же бросился проверять, есть ли выжившие. Евгений замешкался, увидев,