Никто из первых ссыльных не хотел брать к себе в дом, хотя бы на время, чужую семью. И только Лидка, сдружившись однажды с многодетной женщиной, так и не отпустила ее от себя.

Пескарь мимоходом познакомился с новыми. Не все пришлись по душе. Были тут бывшие начальники, военные, культурный, грамотный люд. Но оказались средь них и те, кого, по разуменью Тимофея, стрелять надо было сразу. С ними Комар сдружился, как с близкими родственниками. Пескаря это злило. Вот ведь почему душегубы вровень с ним наказаны? И никогда не разговаривал, не отвечал на их вопросы, не сидел рядом.

Но как бы ни росло число усольцев, всякому находилось свое дело и занятие. Старый Пескарь выстругивал ложки из дерева. Большие и маленькие — все годились. Не сидеть же без дела? Скучно и стыдно было, когда вокруг даже дети работают. Приносят с моря мидий, морскую капусту, крабов, помогая ссыльным кормиться.

А разве легко им вытаскивать мидий из ледяной воды, где под скалами прилив оставлял ссыльным свои подарки? Мерзли ноги в резиновых сапогах. Но мальчишки никогда не возвращались с пустыми руками. Потом до ночи отогреться не могли, а утром, молча, снова шли к морю с мешками.

Старики Усолья тоже не сидели без дела. И, устав ждать подмоги от властей, взялись сами сделать три новые лодки. Тщательно готовили каждую доску. Размачивали, гнули, придавая нужную форму, сушили, смолили. Мужчины помогали им на пилораме, другие дома строили, копали траншеи под фундамент. Трое — пятеро уходили каждый день на подледный лов, чтоб к столу принести свежей рыбы.

Хватало дел и у женщин. Старые за детьми присматривали, управлялись» на кухне. Те, кто помоложе, ошкуривали бревна для новых домов, другие плели новые сети.

Пескарь почти не выходил из дома. Вместе с ним работал еще один старик. Из недавних. По дряхлости его никуда не взяли и определили к Пескарю. В напарники. Его звали Антоном.

Пескарь сам научил его выстругивать топорища, черенки для лопат, тяпок, грабель. Показал, какой материал для чего годится. И Антон, быстро перехватив немудрящую науку, успевал обеспечивать село необходимым.

Он был старше Пескаря на целых десять лет. Жил на Волге. Под Горьким. Водил баржи по реке всю свою жизнь. Ни одну не посадил на мель, не сыграл ни разу оверкиль. Всегда доставлял все грузы вовремя, без опозданий. За что его в положенное время с почетом на пенсию проводили.

И отдыхал бы себе старик, радуясь тишине и покою. Да не тут-то было. Война началась. Антон проводил на фронт пятерых сыновей. Домой лишь один вернулся. Да и тот три месяца пожил. Оставил сиротами двоих детей. Для них старик решил пенсию выхлопотать. Ведь от ранений сын умер… Но Антона не стали слушать. Мол, без тебя забот хватает. Вот тогда взъярился старый отец. Припомнил властям, что пятерых ребят отправил на защиту страны. Она и за одного платить не хочет. Взашей гонит. Ненужным стал.

— И зачем вас защищать было? За кого моисыны полегли? За таких вот свиней?! — орал Антон на весь кабинет.

А через час за ним приехали в воронке. Пришили агитацию против властей, оскорбление должностных лиц, назвали отрыжкой империализма, агентом западной разведки. И, измолотив до полусмерти, без суда и следствияпродержали в тюрьме несколько месяцев в одиночной камере, а потом отправили в Усолье.

Антон, несмотря на пережитое, едва встал на ноги, продолжал проклинать власть, которой отдал все, а взамен получил неволю.

Его трясло при виде Волкова. И когда тот появлялся в селе, Антон, словно нюхомпочуяв, выскакивал из дома. И подтянув штаны, догонял председателя поссовета, обкладывал его такой бранью, что даже собаки умолкали удивленные. Они такого не знали и не слышали никогда.

Антона в Усолье считали малахольным и никто всерьез не обращал на него внимания. Но Тимофей знал, что его напарник вовсе не сумасшедший. Пескарю с ним было интересно. И Тимофей рядом с Антоном не чувствовал себя одиноким. Антон не ждал писем с материка. Некому было их писать. Жена умерла перед войной. А единственная невестка, вскоре после похорон снова вышла замуж, перевела детей на другую, чужую фамилию. О чем Антон узнал из первого и последнего ее письма в Усолье.

Пескарь тоже получил письмо от сына. Пришло оно измятое, потертое. И Тимофей враз пошел к Лидке, чтоб прочла. Антон не знал Алешку. Да и не умеет он чужому радоваться. Лидка своя. Она — ближе. Смеяться не совсем разучилась. И переступив под вечер порог ее дома, сунул бабе письмо в руки:

— Прочти-ка, что тут Алеша прописал? — попросил улыбаясь.

Лидка побежала глазами по строчкам. Читать стала. Дед, слушая, от радости млел. Еще бы! Сына, как фронтовика и незаконно пострадавшего, в начальники поставили. Аж председателем колхоза. Но по правде сказать, некого было кроме него хозяином назначить. В деревню из сотни мобилизованных девять мужиков вернулись. Семеро — старики. Они на военном заводе в тылу работали. Потому уцелели. А двое — бывший конюх и счетовод. Первый в войну без глаз остался. Второй — от контузии заика. Пока одно слово скажет — целый день пройдет. Так и сидит, молча на прежней должности. Что сказать иль спросить надо — записку пишет.

Глашка дояркой пошла работать. Детей в школу определили. Старший не согласился с мелюзгой за партой сидеть. Его вся школа дядькой дразнит, за то, что ростом всех обогнал. Вот и пошел работать трактористом. «В селе тебя помнят, отец. Никто плохим словом не обозвал, все жалеют. А бабы плачут, когда Глашка про нашу жизнь в Усолье рассказывает.

Ходил я насчет тебя разузнать. Мне посоветовали по-разному. Одни, чтоб молчал про ссыльного отца, мол, с председателей колхоза выкинут, коль родственник во врагах народа. Другие присоветовали в Кремль написать. Обсказать все, как было. Правда предупреждают, что результат может быть очень плохим для всех. Но я напишу. Устал бояться. Копию жалобы тебе пришлю. Обращусь к адвокатам, людям грамотным, знающим. Они помогут. Ты только подожди немного и береги себя…»

Дед дрогнул плечами, словно теплая рука сына обняла его крепко, уверенно.

«Передавай от всех нас привет усольцам. Мы помним каждого. И никогда не забудем. Пережить это — все равно, что выдержать и вынести еще одну войну. Жаль, что в ней нет и не будет победителей. Но нам надо выжить. Мы будем вместе…»

Пескарь шел домой, вспоминая каждое слово письма. Теперь его можно дать Антону. Чтоб на ночь, заместо сказки прочитал. А потом — спать, — уговаривает себя Тимофей. А сердце еле сдерживается, кричит нестерпимо.

Его сына пугают, отговаривают защитить отца. Кому нужен он — старик, кому опасен? Почему сыну может грозить беда, коль напишет жалобу? За что он здесь? Что сделал плохого? Ведь не предал, не убил! И за что наказан?

Пескарь сердцем понял, что пережив Усолье, сын тревожится, чтоб не попасть в новую беду. А может, предупреждает на всякий случай. Тогда его надо остановить. Не медля. Скорее! Иначе, сноба осиротеют внуки! Но как остановить? Алешка далеко. Да и взрослый. Аж председатель колхоза. Может и не послушаться отца. Ему уже не велишь. Сам в начальниках. Теперь хоть поживет, как человек. А что, коль жалоба все поломает? — екнуло внутри и Пескарь, засеменив, быстрее пошел домой. Там его, пригорюнившись над чашкой чая, ждала Катерина. Завидев ее, руками всплеснул на радостях: