Я вздохнул:

– Небольшая.

– Именно так. Кто еще собирается отхватить свою долю от пирога?

– He знаю! – отрезал я. Остаток полета мы провели молча.

Наконец машина заложила вираж, и я взглянул в окно. Мы шли по нисходящей спирали, заходя на посадку в направлении к тому, что выглядело куском грязного льда с разбросанными по его поверхности бутылками и канистрами. Прищурившись, я откалибровал масштаб зрения, оценивая размеры предметов.

– Что это, настоящие… – Хэнд кивнул.

– Некоторые – да. Те, что побольше. Остальные – конфискат, наследство времен, когда рынок артефактов утратил свою привлекательность. У тех, кто не мог оплатить посадочную площадку, забирали имущество и ставили на эту стоянку. Ждали, что им заплатят. Само собой, при теперешнем состоянии этого рынка никто не пытался выкупить свое барахло, и сейчас его уничтожают плазменными резаками.

Мы зависли над ближайшей из огромных барж-колоний. Сверху корабль походил на гигантское поваленное дерево. С одной его стороны, словно вывороченные из земли корни, возвышались сопла, в свое время несшие баржу сквозь космос, от Латимера до Санкции IV. При посадке конструкция наполовину ушла в посадочную полосу, и целые ветви сиротливо поднимались к безжалостному синему небу.

Баржа никогда не поднимется с земли, да никто на это и не рассчитывал: корабль строили как одноразовый. Собрали его лет сто назад, на орбите Латимера, обеспечив ресурсом лишь для полета через межзвездное пространство и одной-единственной посадки в пустыне. Антигравитационная система должна была сгореть за время торможения, и от работы двигателей на поверхности планеты образовалось обширное пятно остеклованного песка. Затем пятна от нескольких посадок объединили вместе, впоследствии построив то, что стало теперь площадкой Тайсавади.

Со временем корпорации построили другие, собственные здания, летные поля и другие сооружения. Баржи, в которых когда-то жили, использовались теперь как источник металла и другого оборудования, необходимого для строительства. На Харлане я бывал в таких же кораблях, принадлежавших еще флоту Конрада Харлана, видел их обглоданные изнутри остовы с вывернутыми потрохами металлоконструкций. Снаружи корпуса казались нетронутыми – теперь они стояли как памятники достижений пращуров, давно ушедших, но оставивших потомкам свои храмы.

Наш воздушный транспорт пересек хребет баржи и, следуя изгибу ее корпуса, спланировал вниз. Мы приземлились на маленькой площадке в тени останков корабля. Снаружи кабины нас встретили неожиданно прохладный воздух и тишина, нарушаемая лишь шелестом ветра над поверхностью стеклянной пустыни и раздававшимся внутри корпуса гомоном рынка.

– Нам сюда.

Кивнув, Хэнд пригласил всех идти вперед, в сторону изгиба металлической стены, заканчивавшейся треугольным грузовым люком, расположенным почти на уровне земли. Последовав за ним, я поймал себя на сканировании точек возможного расположения снайперов, неожиданно вздрогнув от этого вдруг проснувшегося рефлекса. Ветер сметал песок на моем пути, закручивая вихри до уровня колен.

При ближайшем рассмотрении люк оказался широким: треугольник высотой в два метра и с основанием, достаточным для проезда тележки с ядерной бомбой. От входа вела наклонная рампа, задвигавшаяся на время полета и покоившаяся теперь на бездействовавших многие десятилетия гидравлических приводах. Над люком кто-то поместил гологра-фические картины, изображавшие то ли марсиан, то ли парящих ангелов.

– Искусство из раскопок, – пренебрежительно заметил Хэнд, и, миновав проем, мы оказались в весьма оживленном месте.

Все та же атмосфера запустения, что и на Харлане. Но остатки флота Конрада Харлана сохранялись с музейной солидностью, а здесь было перемешано все, даже цвета и звуки. Сделанные из яркого пластика ларьки хаотично выстроились на изогнутом корпусе, занимая пространство, когда-то отведенное центральному пульту управления. Их скопление напоминало колонию ядовитых грибов, выросших прямо на теле корабля.

Конструкция держалась на кусках отрезанных лестничных пролетов и трапов, на скорую руку схваченных электросваркой. Тут и там блестели целые ленты голографических картин, отражая свет ламп и полос иллюминия. Над всем этим висела музыка, лившаяся из подвешенных вверху огромных громкоговорителей. Кто-то проделал метровые отверстия еще выше, в металлическом потолке, и сквозь эти дыры вниз падали лучи солнечного света, освещая высокие фигуры ангелов с крыльями.

Ближе к нам в лучах солнца стояла другая фигура – плохо одетая, с изможденным, покрытым потом лицом, повернутым к солнцу. Человек стоял словно под теплыми струями воды. На голове его был пристроен поношенный цилиндр. Такое же видавшее виды пальто прикрывало тощее тело. Услышав наши шаги, эхом отдававшиеся по металлу, он развернулся и замер со скрещенными реками.

– Ах, джентльмены, – пробубнил невыразительный голос, исходивший из устройства, привязанного к изуродованной шрамами шее. – Вы как раз вовремя. Меня зовут Семетайр. Добро пожаловать на рынок "Мертвые души".

Поднявшись на центральную палубу, мы увидели начало всего процесса.

Когда мы вышли из клети лифта, Семетайр отступил в сторону – так, чтобы дать обзор, и сделал широкий жест своей облаченной в лохмотья рукой.

– Смотрите!

На палубе грузился летающий транспортер. Задранные вверх механические руки погрузчика держали небольшой ковш. Ковш наклонился, и мы увидели, как содержимое посыпалось через край, падая на поддон транспортера и снова отскакивая, точно крупный град.

Корковая память. Стеки.

Большинство металлических цилиндров имело не совсем правильную форму, и я не мог бы рассмотреть их, не активизируя нейрохимию зрения. Но форма была явно неправильной, а стеки выглядели слишком белыми или слишком желтыми из-за приставших к металлу остатков кости и спинного мозга.

Ковш продолжал наклоняться, и падение цилиндров перешло в сплошной поток, валившийся вниз с давящим на уши металлическим лязгом. Погрузчик продолжал вываливать свой груз, и какое-то время грохот не ослабевал. Потом падавшие цилиндры образовали курган, и шум немного утих.

Наконец ковш опустел, и вновь наступила тишина.

– Готово, – констатировал Семетайр. – Эти по большей части из-под бомбежки в Сучинде, гражданские и военные в одной поставке. Возможно, среди них есть и ценные кадры. Мы собрали это на восточном фронте. Кто-то явно недооценил систему обороны Кемпа.

– Да, так уже бывало, – эхом откликнулся я.

– Надеемся, не в последний раз. На редкость успешный бизнес.

Наклонившись, Семетайр набрал руками две пригоршни корковых стеков. Приставшие к металлическим цилиндрам костные остатки напоминали желтого цвета изморозь.

В плохо освещенном провале стены что-то зашелестело. Я всмотрелся, определяя источник звуков.