— Еще бы он сказал другое — особенно собираясь тебя соблазнить.

Логика меня поразила, и я смолкла. Вскоре вернулись мальчишки. Димка при виде меня расхохотался, Ванька надулся. Ревнует? Тогда почему он не признается мне в любви? Вот Андрей признался, и даже если врал, все равно порадовал. Мне последнее время явно не хватает приятных эмоций.

Домой мы ехали вчетвером — я, Ира, Димка и Ванька. Мне очень хотелось хотя бы Ваньке рассказать о телефонном звонке, однако при Ире я не решалась. А так требовался чей-то совет! Я не из тех, кто способен осмыслить подобные вещи самостоятельно.

Однако мне повезло. Ира с Димкой стояли у дверей моей квартиры, не в силах отлипнуть друг от друга, и я совсем уж собралась предложить им зайти и уединиться в спальне, когда он жалобно попросил:

— Иринка, Ирунечка, раз Натка уже дома, мы с тобой можем немножечко погулять? А потом ты вернешься.

Ира перевела на меня томный, несколько осоловелый взгляд, и я поспешила ответить:

— Вчера выжила, выживу и сегодня. Снова обещаю не впускать даже почтальона.

Я осталась в одиночестве. Ваньке на дорогу требуется полчаса, а потом я позвоню ему и все расскажу. В общежитии есть телефон в студовете, и Ваньке как общественнику всегда разрешают им пользоваться.

Но меня опередили.

— Ты умрешь. Скоро и страшно, — повторил вчерашний голос и, прежде, чем я обрела дар речи, отключился.

Сердце билось где-то в горле, по всему телу забегали мурашки, а ноги подкосились. Я села и дрожащими руками набрала номер.

— Тихонова нет, — доложили мне. — Перезвоните позже.

Действительно, он не успел доехать. Но есть еще мобильник. О господи, абонент недоступен! Наверное, Ванька сейчас в метро. Что же делать? Мне почему-то казалось, главное — немедленно что-то предпринять, тогда ничего плохого не случится. Я металась по квартире, словно обалдевший заяц, время от времени упрямо нажимая кнопку сотового.

— Натка? — откликнулся, наконец, Ванька. — Что-то случилось?

— Да! — выкрикнула я. — Мне позвонил маньяк.

— Я возвращаюсь.

— Я тебя не впущу, — вырвалось у меня. — Я впущу только Иру. Я ей обещала.

— Дура, — огрызнулся Ванька.

— Да, — подтвердила я.

— Ладно, тогда я бегу в общагу, там перезвоню тебе с городского, а то разоришься. Никого, кроме Иры, не впускай, правильно.

Через пять минут я, задыхаясь от наплыва чувств, повторяла:

— Он сказал: «Ты умрешь. Скоро и страшно». Что мне делать?

Все мои невероятные события уложились в одну фразу. А мне-то чудилось, предстоит длинная и страшная повесть.

— Прежде всего сообщить Полухину, — посоветовал Ванька. — Он ведь тебя охраняет.

— Да туфта это, — возразила я. — Это он выдумал для понту. Никто меня не охраняет, я одна!

— И очень плохо. Тем более, надо сообщить. Пускай, наконец, пошевелится! Маньяк на свободе, а ты одна. Понесло же твою Иру гулять именно сегодня…

— У них будет ребенок, — объяснила я. — Им надо быть вместе.

Я прикусила язык, да было поздно. Честное слово, ни за что бы не проболталась, если б не шоковое состояние, в которое меня привел отвратительный звонок! Я не имела права выдавать Ирину тайну. Единственное утешение — Ванька не обратил особого внимания.

— Да? Ну, бог с ними. Только никого не впускай и, если в дверь станут ломиться, звони мне. И в милицию.

— Ломиться… — ужаснулась я. — Думаешь, будут ломиться?

— Откуда я знаю? Надеюсь, что нет. Полухин оставил тебе свой телефон?

— Да, но…

— Что «но»?

Мой страх немного поутих, и я сказала:

— А если звонил не маньяк, а шутник? Скорее всего, так и есть. Меня разыграли, а я стану в милицию ябедничать. Вспомни Галку на пароме, она же перепугалась зря.

— Вовсе не зря! Ведь вскоре после этого ее убили по-настоящему.

— Ну, не мы же с Димкой убили, а разыграли ее мы, — напомнила я.

— А, — злорадно произнес Ванька, — все-таки ее пугал маской Димка, а не ты, я так и знал. Он мастер прятаться за чужую спину.

Да что же со мной сегодня, сколько можно проговариваться! Всех выдала. А теперь еще собираюсь натравливать милицию на безобидного шутника лишь потому, что у меня неожиданно атрофировалось чувство юмора.

— Я пока не буду звонить Полухину, Ванька. Подожду Иру и посоветуюсь с ней.

— Ладно, но я не сомневаюсь, что она меня поддержит. Даже если это идиотский розыгрыш, лучше перестраховаться. Да и кому придет в голову подобная шутка? Димка сейчас под присмотром Иры, значит, звонил не он.

Я невольно улыбнулась сходству наших мыслей и предположила:

— А Олег?

— Олег? Ну, разве что. У него странный юмор. Андрей, конечно, тоже может. Не знаю, Натка.

— Андрей? Ты что? Он взрослый, зачем ему так развлекаться?

— Не развлекаться, а отомстить. Попортить тебе нервы.

— Зачем?

— А ты не догадываешься? — язвительно осведомился Ванька. — Мужикам не очень нравится, когда их бросают. А Андрею вдвойне.

— У него есть Настя, — возразила я.

— Можешь не сомневаться, он предпочитает тебя.

Это была правда, но знать ее Ваньке неоткуда, разве что почувствовал. Наверное, я действительно очень ему нравлюсь. Я попыталась понять, испытываю ли ответные чувства, но не сумела в себе разобраться. Как-то было не до того.

Между тем Ванька, не догадывавшийся, что я решаю его судьбу, неумолимо продолжил:

— Надо решить два вопроса. Первый: маньяк звонил или шутник? И я высказываюсь за маньяка. Надо быть полным идиотом, чтобы в наших обстоятельствах так шутить. Все-таки произошло два убийства. Тогда второй вопрос: кто этот маньяк? Ты, конечно, жалеешь Ромку и все такое, но скорее всего, это он. Больше просто некому, понимаешь?

— Олег, — вспомнила Ирины рассуждения я. — Или Андрей.

В этот момент зазвонил мой мобильник. Я вздрогнула, уронив трубку. Да что же это такое, маньяк обложил меня со всех сторон! Мобильник надрывался, а я смотрела на него, словно на ядовитую змею, грозящую укусить. Однако на дисплее неожиданно высветилось «Ира».

— Да? — обрадовано завопила я.

— Наточка, — тихо произнесла Ира, — ты извини меня, пожалуйста. Обещаешь, что никого не впустишь? И сама не будешь до утра выходить, хорошо? Обещаешь?

— Конечно, — удивилась я.

— Спасибо. Утром тебя на занятия проводит Ванька, я его попрошу.

— Да я сама попрошу, он согласится.

— Хорошо. А потом я приеду на занятия, к обеду или даже раньше. На занятиях тебя никто не тронет, там народ.