Я сурово посмотрел на Морриган.

— Значит, ты не видишь в этом ничего плохого? Госпожа ворует детей, чтобы зарезать их на ваших глазах, а тебе и горя мало? Все нормально, да? При этом ты постоянно твердишь, что твоя сестрица настоящая ведьма, и что ее злодеяния переходят всякие границы, но если это так, то почему вы с этим миритесь?

Я смотрел на нее в упор, а она робко прикрыла ладошкой рот, как будто хотела спрятать свои зубы.

— Будь добр, держись подальше от моей сестрицы. Она — суровая и жестокая Госпожа, которая никогда не скупится на наказания. Ребенок уже сейчас в ее доме, но она не тронет его до наступления кровавой ночи жертвоприношения.

— Значит, вы просто будете стоять и смотреть, как твоя сестра убивает ребенка?

Я подумал о злых глазах Тэйт, о той отчаянной настойчивости, с которой она твердила, что умершая девочка не была ее сестрой. Моя мама не захотела даже говорить со мной об этом, но детей, вместо которых появлялись подменыши, куда-то забирали. Они не исчезали бесследно. Но если подмена осуществлялась с определенной целью, значит, Натали была еще жива и сейчас беспомощно ожидала того, кто пустит ей кровь!

Морриган встала и торжественно воздела в воздух прутик, словно меч или скипетр.

— Ты ничем не можешь помочь этому младенцу. Моя сестра — чудовищная злодейка, и ты навредишь только себе самому, если попробуешь встать у нее поперек дороги.

— Ты говоришь об убийстве ребенка! О чьей-то дочери! — Я судорожно выдохнул и закрыл глаза. — О чьей-то сестре!

— Но это всего лишь ничтожная крупинка в величественной картине вселенной. Пустяк, тем более, что это происходит всего раз в семь лет. Смешная цена за годы богатства, здоровья и процветания!

Джанис подошла и села рядом со мной, свесив ноги в озеро.

— Это нужно городу, Мэки. И всем нам.

— Значит, вы все собираетесь на церковном дворе, жжете шалфей и убиваете детишек? Нечего сказать, круто! Нет, просто восхитительно!

— Это не наших рук дело.

У меня вдруг перехватило горло, как будто я собирался расхохотаться, но только без тени веселья или юмора.

— Вы позволяете этому случиться!

Джанис вздохнула и дотронулась до моей руки.

— Послушай, ты воспринимаешь все чересчур эмоционально. Попробуй рассуждать логически. Это идет на пользу всем — и нам, и Дому Мучений, и жителям города.

— Нет, — покачал головой я. — Жителям это точно не на пользу. Это приносит им только боль и ужас. Разве можно быть счастливым, если у тебя похищают детей?

Морриган горячо закивала.

— Так ведь именно для этого существует наша музыка! Госпожа наказывает город, а мы его утешаем!

— А тебе никогда не приходило в голову, что можно обойтись без мучений? Тогда и музыка не понадобилась бы!

Джанис покачала головой.

— Ты не понимаешь! Мы просто такие, какие есть.

— Да? — переспросил я. — Отлично, но я-то не такой!

Морриган поймала меня за руку, схватила за запястье. Ладошка у нее была мокрая от возни в воде, но все равно теплая.

— Ой, не будь таким гадким! Ты не хуже нас знаешь, как обстоят дела. И знаешь, чем все кончится.

— Да, знаю, — я выдернул руку из ее ладони и встал. — Я ухожу.

Я выбрался из оврага на Орчард-стрит и направился домой. Меня переполняли злость и отвращение — в том числе, к самому себе. Нет, я не собирался позволять им втянуть меня в такую мерзость — ни за что. Тем не менее, Дом Хаоса продолжал оставаться моей родиной, местом, откуда я пришел в Джентри. И если я хотел и дальше быть здоровым, то должен был работать на Морриган, хотя меня мутило от одной мысли об этом.

Мне хотелось поговорить с Эммой, но я не осмеливался обсуждать с ней то, что меня по-настоящему волновало, к тому же она все равно спала. Когда я посмотрел на часы, время было без четверти три. Дождь продолжал идти, но кого это удивляло?

Мне навстречу по улице ехала машина, желтый свет фар пронизывал пелену дождя. Машина остановилась так резко, что ее переднее колесо ударилось о бордюр и отскочило.

Тэйт выбежала на дорогу и бросилась ко мне, оставив криво припаркованный «бьюик» посреди велодорожки.

— Эй! — закричала она, пробираясь через сточную канаву к тротуару.

Я остановился.

Добежав до меня, Тэйт остановилась, упершись руками в бока. Вылезая из машины, она включила аварийку, сигналы пульсировали сквозь дождь, как ровное оранжевое сердцебиение.

— У меня твоя гитара!

Я хотел спросить, что она делает в такое время на улице, почему колесит по городу совсем одна.

— Ты знаешь, сколько времени?

Она вскинула на меня глаза.

— Да, как ни странно! Глубокая, провались она, ночь! Что, черт возьми, с тобой случилось?

Я пожал плечами и, как мог, напустил на себя непроницаемый вид.

— Ты не притворялся, — сказала Тэйт. — Там, в машине, все было по-настоящему.

Я кивнул.

Она откинула со лба мокрые волосы.

— Ну, сейчас-то ты в порядке?

— Все путем. Не беспокойся.

Она отвернулась, поглядев на улицу как бы поверх дорожной разметки, покачала головой.

— Слушай, что с тобой такое?

Я ответил не сразу. Потому что знал, что даже если сумею выкрутиться, не вдаваясь в детали, Тэйт все равно повторит свой вопрос, только другими словами, поэтому я перешел к главному.

— Послушай, вот в твоей жизни — или в тебе самой — есть что-то такое, что тебя реально бесит?

Она рассмеялась коротким лающим смехом.

— Даже не знаю, с чего начать!

Тэйт по-прежнему смотрела на меня снизу вверх, но вдруг выражение ее лица изменилось.

— Что?

— Ничего. Просто до чего же у тебя темные глаза!

Лицо ее сделалось задумчивым и слегка взволнованным, как будто она не осуждала и не презирала меня, а просто рассматривала.

Я сделал глубокий вдох и взял ее за руку.

— Мне нужно поговорить с тобой о Натали, — сказал я и потащил ее к краю участка миссис Фили. — Присядь.

Тэйт явно колебалась, однако села на землю, а я устроился рядом.

— Можно сначала я спрошу тебя кое о чем? — выдохнул я.

Тэйт кивнула, искоса глядя на меня, и машинально вырвала пучок сухой травы. Она больше не улыбалась.

— Что если я скажу, что твою сестру похитили? Что ты была права, и что в нашем дерьмовом городке творятся ужасные, чудовищные вещи? Что тогда? Для тебя это будет иметь значение? Тебе станет от этого легче?