Биленкин: В принципе, у вас всегда герои – все люди в произведениях – это наши современники…

А. С.: Обязательно. Совершенно бессмысленно изображать что-то иное…

Биленкин: А если взять ефремовскую задачу – изобразить людей иного – будущего – времени? Вы ее, видимо, никогда не ставили?

А. С.: И никогда ставить не будем. Потому что, товарищи, существует совершенно справедливое высказывание Льва Николаевича Толстого: все что угодно выдумать можно – психологию нельзя выдумать. Кстати говоря, насколько я знаю, Иван Антонович и не пытался показать людей будущего. Он конструировал их, шел нарочно на нарушение определенной логики. Конечно же, он знал об этом высказывании Толстого и, конечно же, был с ним совершенно согласен, но ему нужно было создать образ человека, совершенно не похожего на нас. Мы же в своих вещах стараемся говорить, скорее, не об изменении психологии, а об изменении поведенческого модуля. ТАК – вернее говорить о людях.

Бабенко: Есть ли надежда, что «Гадкие лебеди» увидят свет?

А. С.: Я думаю, что есть. Думаю, что есть… Я пока из-за какой-то апатии никак не могу взяться за поиски, кем же эта вещь запрещена. Там ведь ничего нет такого…

Биленкин: Боюсь, что это «несчастный случай» на производстве… Не докопаетесь…

А. С.: Ну, в конце концов… Ну, «Гадкие лебеди»… Вообще, она неплохая вещь, конечно… Надо будет ею заняться… Посмотрим… Но вот что я вам скажу: все вещи – впереди. Все самое настоящее – впереди.

Войскунский: Какая, по-вашему, сейчас самая острая проблема?

А. С.: То, что называется мещанством. Ведь какой раньше мещанин был? В баночку копить, в кубышку, в чулок, под себя. А сейчас? Жрать, жрать, жрать… Хватать!

Бабенко: Да ведь для этого и слова не нашли еще. Мещанин, обыватель – все это не то. Семантика не та…

А. С.: Очень смешно, между прочим, когда наши гневные филиппики против мещанства переводятся на английский язык. Мещанина как такового у них нет. Они переводят: «филистайн», «хипокрит», – но это совсем не то. Скорей, такой… лицемер, ловкач… Словом, совсем не то, что мы понимаем под мещанином.

Биленкин: А знаете ли вы слова Герцена насчет мещанства? Нет? «Все нации должны пройти через стадию мещанства».

А. С.: А что он имел в виду под мещанством?

Биленкин: По-моему, то же самое, что имеем в виду мы.

Покровский: Может быть, поставить проблему более общо: цивилизация должна пройти через стадию омещанивания?

А. С.: А что такое цивилизация? Дайте определение…

Голос с места: Сложно…

Биленкин: Чем сложнее общество или явление, тем труднее дать ему дефиницию. Ведь надо охватить невообразимо широкий круг явлений…

А. С.: Мое определение… мое определение простое: цивилизация есть социальная система, которая наличествующими производительными силами непрерывно создает новые потребности и тут же создает способы их удовлетворения.

Григорьев: Что касается определения современной цивилизации, то так оно и есть.

А. С.: Любой. Возьмите ассирийскую цивилизацию – там то же самое. Главная функция любой цивилизации, товарищи, – это создание новых потребностей… Небывалых…

Войскунский: А как это распространить на первобытную общину?

А. С.: А первобытная община не была цивилизацией. На протяжении нескольких тысяч лет первобытный человек удовлетворялся, насколько я понимаю, хоботом мамонта или червячком. А по мере того, как первобытная община переходила в цивилизационную стадию, люди начинали понимать, что травка, например, бродит, и можно выпить кое-чего нового – «тяпнуть»…

Бабенко: Я слышал, что на телевидении снимают фильм по «Понедельнику…».

А. С.: Да, двухсерийный фильм. С «Понедельником…» он не имеет ничего общего.

Бабенко: То есть здесь вы так же не авторы фильма, как не были авторами «Сталкера»?

А. С.: Совершенно точно.

Бабенко: А вы видели отснятый материал?

А. С.: Никакого отснятого материала еще нет. Впрочем, нет, одну часть Бромберг уже отснял. Бедняге не повезло со снегом. Действие происходит в новогоднюю ночь, а снимать пришлось сейчас, в марте.

Бабенко: Как и в случае со «Сталкером», вы тоже многократно переделывали сценарий?

А. С.: Многократно.

Бабенко: И что получилось?

А. С.: Получилась довольно банальная история. Там нет, скажем, Выбегалло…

Григорьев: А что есть?

А. С.: Есть какая-то контора по производству чудес для народного потребления. Во главе стоит дама, колдунья. Она заколдовывает молодую сотрудницу. А ее любит один из Москвы, и встает вопрос о расколдовывании, и все непрерывно поют и пляшут.

Голос с места: Почему в ваших произведениях, как правило, только главный герой, а главных героинь практически нет? Почему нет женщин на главных ролях?

А. С.: Отвечаю. Женщины для меня как были, так и остаются самыми таинственными существами в мире. Они знают что-то такое, чего не знаем мы. Вот в Японии в начале нашего тысячелетия существовало два строя – матриархат и патриархат одновременно. Так женское начало взяло верх. Так и осталось в иерархии богов: верховный бог – женщина, подчиненный – мужчина. Повторяю – и за себя, и за своего брата: женщины для нас самые таинственные существа. И повторяю, что сказал Лев Николаевич Толстой: все можно выдумать, кроме психологии. А психологию женщин мы можем только выдумать, потому что мы ее не знаем.

Голос с места: Ваше отношение к «летающим тарелкам»?

А. С.: «Летающие тарелки» для нас абсолютно неинтересная вещь. Но для того, чтобы показать отношение людей к «летающим тарелкам», мы можем теоретически написать такое произведение, где были бы НЛО. И это не будет значить, что мы верим в «летающие тарелки».

Сверхзаумный вопрос бородатого психолога Петухова с приведением высказывания какого-то иностранного философа, которого никто не знает и от фамилии которого на пленке осталось только «брпрфпрр…».

А. С.: Ага… Гм… Аналогичный случай со мной уже был… Приехал я в Новосибирск получать премию за «Понедельник начинается в субботу». Вдруг подскакивает ко мне один молодой научник и спрашивает: «А что вы думаете о теории…». Вот я и забыл уже название… иностранное имя такое… Да… А мне не хотелось ударить лицом в грязь. Я и говорю: «Что ж… конечно… при известных условиях…» Он: «Правильно, я тоже так думаю…» Говорит: «Некоторые аспекты…» Я говорю: «Простите, меня ждут…» А там уже коньяк разливают. А его – научника – туда не пустили…