— Тогда тебе лучше помолчать и не перебивать в течение следующих нескольких минут, а?

На расстоянии сначала казалось, что он взбирается по скале, как паук. По мере того, как он приближался, иллюзия рассеивалась, и он явно был мужчиной, выше и тяжелее, чем он мог казаться в своей улыбчивой приветливости; сухожилия выступили в его руках и предплечьях, когда он подтянулся. Поднимаясь через каждые несколько футов, он хрипел: "Я признаю… это было… какое-то время…". Когда он наконец добрался до края уступа, он совершенно определенно перевалился через него, карабкаясь совсем не так, как с беззаботной самоуверенностью гарцевал на своей лошади.

— Спасибо, Дрово, — невнятно выдохнул он, перекатываясь на колени и снова встряхивая руками. — Наверное.

Медленно, осторожно Инглис приподнялся и сдвинулся назад, пока его хребет не коснулся камня. Его вытянутые ноги висели над пропастью. Тяжело дыша, Пенрик плюхнулся рядом с ним и тоже вытянул ноги. Они могли бы быть двумя мальчиками, сидящими бок о бок на бревне через ручей. Возможно, чувствуя то же самое, Пенрик подобрал камешек и бросил его через край, наклонив голову, как будто прислушиваясь к всплеску. Слабый стук его приземления они ждали долго.

На левом плече Пенрика, обычно скрытым под верхней одеждой, Инглис увидел криво приколотые к жилету храмовые шнуры его полного ранга, три переплетенные петли белого, кремового и серебряного цветов, с серебряными бусинками на свисающих концах. Они были жесткими и чистыми, как будто их редко носили с тех пор, как Пенрик принес свои клятвы. Вряд ли это было задолго до того, как Инглис был наделен своими собственными силами. Церемония Пенрика, вероятно, была менее кровавой.

Хотя, учитывая необходимое происхождение его демона, не меньше смерти, или, как минимум, жертвы. Хм.

— С ним все в порядке? — донесся снизу из-под обломков голос Освила. — Или вы пророчествовали о пропастях?

Пенрик перевернулся на живот и свесил голову с края, движение, которое заставило Инглиса вздрогнуть. Он потянулся и вытянул шею, пока не смог разглядеть следователя, стоящего внизу и глядящего вверх, как сам Пенрик недавно.

— Глупцы и безумцы, — пробормотал Освил и сел на удобный валун, тяжело вздохнув. Будучи более крупным человеком, он не выглядел вдохновленным подниматься после жреца на то, что Инглис принял за отвесную каменную стену. Колдун. Кем бы он ни был. Он поднял лицо и добавил: — Помнишь, что я сказал о том, чтобы посадить его на лошадь?

Пенрик ухмыльнулся и крикнул в ответ:

— Помнишь, что я говорил об удаче такой поездки?

— Хм, — Освил поморщился, как человек, хлебнувший уксус. — Продолжай, о просвещенный.

— Я намерен это сделать. Разве он не то, чего желает каждый жрец — невольная аудитория?

— Я все еще хочу, чтобы он вернулся, когда ты закончишь свои уроки.

— Тогда молись за нас.

Жест, который Освил сделал в ответ на это, ни в малейшей степени не был благочестивым. Пенрик, все еще ухмыляясь, развернулся и сел обратно, и хребет Инглиса снова нашел успокаивающий камень.

Улыбка сменилась задумчивой, Пенрик начал отодвигаться, но остановился.

— Скуолла присоединился к нам, — тихо сказал он.

— Это то, — Инглис прижал руки к вискам, — почему я чувствую это ужасное давление в голове?

— Вы ударились ей при падении? — Выражение медицинской озабоченности промелькнуло на лице Пенрика, и он наклонился через пространство, чтобы поднять ладонь и прижать ее ко лбу Инглиса; Инглис вздрогнул.

— Не так сильно, — сказал Инглис, когда Пенрик пробормотал "Нет…"

Его рука опустилась, и Пенрик продолжил с невыносимой неясностью:

— Тогда я думаю, что это должен быть ваш другой посетитель.

Инглис разжал губы и спросил:

— Как выглядит Скуолла? Для вас?

Пенрик уставился на пустое пространство между ними.

— Простой старый горец в жилете из овчины, которого грубо прервали, когда он вышел покормить своих животных. Совсем не то, что я принял бы за возлюбленного богов, человека великой души. Урок мне.

— Великая душа? Я думал, что это короли и генералы.

— Нет, это просто великие люди. — Пенрик продолжал с любопытством смотреть в никуда. — Он очень терпелив. Что ж, он должен был бы быть таким, не так ли, чтобы заниматься своим искусством в среде, для завершения которой требуется больше, чем человеческая жизнь…Другой, кто ждет здесь, я думаю, не так терпелив. — Давление в голове Инглис пульсировало; жрец осенил себя знаком пяти богов. — Так давайте и мы тоже помолимся.

— Помолимся? Вы серьезно?

— Это моя работа. — Пенрик пожал плечами. — Моя другая работа, как мне недавно мне напомнили. С моей самой первой клятвы, за три года до того, как эти, — он коснулся своих шнуров, — были даны мне.

— И о чем же мы будем молиться? Веревки? Шкивы?

— Такая материальная помощь — прерогатива людей, а не богов. — Он поднял руку и растопырил пальцы. — Пять теологических целей молитвы, как меня учили, — это служение, мольба, благодарность, гадание и искупление. Думаю, вы могли бы легко использовать здесь все пять. — Он опустил руку и слегка улыбнулся над долиной; мрачный вид, похоже, не оценил такого одобрения.

— А вы о чем будете молиться? — парировал Инглис, становясь угрюмым от этого уклончивого… юмора, если это был юмор. За его счет, конечно. Он чувствовал себя совершенно несчастным.

— Я стараюсь не беспокоить богов больше, чем могу помочь, — невозмутимо ответил Пенрик. — Однажды Один из них ответил мне. Это был опыт, чтобы стать осторожным.

— Я думаю, дважды, — проворчал Инглис.