– Я верю в могущество Всевышнего, я презираю ничтожество дьявола. Слава и мощь Творца посрамляют трюкачество демонов. Колдовство не помогло тебе, сестра – раненый жив и почти поправился, ты сможешь уйти, как только беседа наша закончится. Ты не ведьма.

Оскорбленная колдунья взвизгнула, от обиды позабыв о собственном запирательстве и растеряв остатки и так не слишком присущего ей здравого смысла:

– А кто же я тогда?!

– Суеверная женщина, которая обманывает сама себя.

– Врешь, поп!

– Суди сама – все твои планы провалились.

– Много ты знаешь о них, святоша! Я летала наяву. Я видела духов эфира. Я околдовывала сердца мужчин и доводила до безумия их ревнивых женщин. Я тайными травами лечила черные болезни и выжила там, где поумирали другие. Меня слушались дикие кошки и черные волки – звери великой Тьмы…

Штокман, прекратив стричь ногти кинжалом, ошалело уставился на немолодую, жалкую и избитую колдунью:

– Ай да тетка! Ты и впрямь способна довести мужчину до безумия – твой язык метет, словно поганое помело. Не знаю, как там иные твои жертвы, но тот парень, которого ты пырнула ножом, бегает, как новенький.

Зрачки колдуньи расширились:

– Не может быть!

– Еще как может! Кстати, за что ты его приложила, а?

Бывший дезертир игриво подмигнул. Униженная колдунья почувствовала, что вот-вот самым позорным образом заплачет. Ересиарх покачал головой:

– Твоя рука повреждена, Магдалена, но ты не можешь исцелить даже сама себя. Вот, возьми…

Он бросил на стол медную марку.

– Заплатишь лекарю, чтобы поставил кость на место.

Ведьма не тронула монету.

– Бери, не сомневайся, – добавил Бретон, – это добрые деньги честных людей. Теперь тебе лучше уйти из города, оскорбленного тобой. Братья милосердны и не держат зла, но лучше уходи, не продолжая своих безумств и преступлений.

– Ну что ж, спасибо, бывший поп. Я буду помнить, что на свете есть один добрый священник.

Ведьма здоровой рукой ухватила марку, зажала ее в кулак и побрела к выходу. У самого порога она остановилась:

– Так этот человек жив?

– Не сомневайся, живехонек.

– Тогда чего стоит твоя болтовня о милосердии, попик? Чего стоит справедливость Бога, если твари, подобные Адальберту, ходят под солнцем неуязвимыми?

– Ты хочешь сказать – подобные Вольфу Россенхельскому?

Колдунья хрипло расхохоталась:

– Как же, слушай его сладкие сказки! Он такой же Вольф, как я – прекрасная Маргарита.

Ересиарх не дрогнул:

– Он сам назвал свое имя.

– Эту ехидну зовут Адальбертом. Ты помнишь легенду про Адальберта Хрониста?

– Что-то насчет грешного безумца, который задумал сравняться с Господом, выдумал собственное несовершенное творение и потерял рассудок от зависти к Богу? При чем здесь Россенхель?

– Вольф – это истинный Адальберт… – печально ответила ведьма. – Из-за него я всю жизнь получала пинки и тычки, с ним и поквитаться хотела. Да, как видно, нет в мире этом справедливости, и не судьба…

На этом диспут ведьмы и еретика закончился. Женщина ступила за порог, запахнула рваный плащ и побрела прочь, придерживая раненую руку.

После того, как за колдуньей захлопнулась дверь, трое мятежников с минуту помолчали. Гудело пламя в камине, резвые искры отрывались от огня, стайкой уносились в трубу. Штокман посерьезнел, Арно сгорбился и повернулся так, что его лицо полностью укрыла тень, Бретон вновь кончиками пальцев прикоснулся к святому символу.

– Братья мои, вы слышали и видели все. Бог удачно выбирает орудия. Если мы получим в свои руки Хрониста, то сможем противостоять воякам императора-беса. А теперь скажите мне – стоит ли открывшаяся нам истина жизни этой женщины?

– Стоит! – рявкнул Штокман.

И после некоторого размышления весомо добавил:

– Жизнь старой бабы вообще не стоит ни гроша, зато хотел бы я наложить лапу на бродягу-Адальберта! А только стоило ли отпускать ведьму?

Ночь выдалась теплой. Камин еще больше раскалил воздух комнаты. Бретон помедлил. Он встал, прошелся по комнате, распахнул окно и остановился, рассматривая багровые цветы костров, ловя свежее дуновение ночного воздуха. Черные силуэты копейщиков на фоне яростного огня смахивали на фигуры рогатых демонов. Ересиарх ощутил беспричинный страх, он осенил себя священным знаком и отошел от окна.

– Слово дано и его следует выполнить. Эта женщина не опасна и не столь уж великая грешница – это всего лишь суеверная истеричка. Женская природа подвержена плотским соблазнам и меланхолии. А теперь ты, добрый брат Арно, распорядись, чтобы наши братья схватили Вольфа Россенхеля. Ты же, брат Штокман, прикажи стражу братства догнать Магдалену из Тинока и безопасно вывести ее за ворота.

Через минуту вожаки мятежников расстались, чтобы наилучшим образом выполнить задуманное.

Магдалена из Тинока. Толосса, Церенская Империя.

– Куда теперь?

– Лезь наверх, потом налево. Я доведу тебя до самой насыпи.

Ведьма робко шла по гребню стены, запахнув плащ и придерживая больную руку, сзади топали кованые башмаки «доброго брата». Камень под ногами осклиз от дождевой влаги, морских брызг и птичьего помета. Днем расстояния между зубцами позволяли видеть, как пенится вода у подножия скал, но сейчас ночная темнота скрывала все.

– А кровь заговаривать ты умеешь? – спросил конвоир.

Ведьма не отвечала, молча переживая крушение планов. Собственное удивительное спасение и необъяснимое милосердие Бретона только увеличивали ее горе. Магдалена опустив голову, старалась смотреть под ноги – совсем не трудно поскользнуться на мокром, испачканном птицами камне.

– А зубы лечить? – не унимался любопытный мятежник.

Далеко внизу, в бархатной темноте колыхалось сонное море. Море манило Магдалену. Колдунья прикинула, не броситься ли с стены вниз? Валуны помогут ей умереть, прилив подхватит тело, рыбы растащат утопленницу на части и, в конце концов, от последней обитательницы Тинока не останется ничего. Конвоир заметил промедленье ведьмы, но истолковал его неправильно:

– Боишься воды? Не трусь, кому быть сожженным, тот не утонет.

Парень захохотал, сочтя шутку чрезвычайно удачной. Тощая оборванная тетка, посрамленная Бретоном, не казалась ему опасной.

– Странный и бесполезный вы люд – колдуны…

Ссутулившаяся ведьма кое-как брела, пропуская мимо ушей насмешки еретика. Через несколько шагов она запнулась – под ноги попался трупик мертвой птицы. Стена, следуя изгибу береговой линии острова, делала в этом месте резкий поворот. Потревоженная рука отозвалась резкой болью. Магдалена остановилась, солдат, как ни странно, не торопил ее. Полускрытый ночной темнотой, он замолчал и без единого слова стоял всего в двух шагах от колдуньи. В какой-то момент Магдалене показалось, что силуэт конвоира изменился, от него повеяло жутью и пустотой.