Как бы мемуаристы-лжесвидетели ни старались затушевать свое участие в уничтожении Императорской России, перекладывая вину за падение Трона на Государя, сочиняя небылицы о его характере, манерах, воспитании, поступках, плетя паутину ложных фактов, но преступный образ их мысли, зависть или просто возбужденная врагом рода человеческого ненависть к святому Царю выдает их с головой и подрывает историческую достоверность их воспоминаний.

Череда прошедших здесь лиц — неудовлетворенный карьерным ростом царский чиновник (сколько их было, спешно покидавших Александровский дворец в те горькие мартовские дни 17-го года), священник, не верующий в святость Помазанничества Божия, а стало быть, и в Самого Господа (отрекшиеся от Царя попы не редкость, а правило в 17-м году), завистливый и неудачливый зять — член Императорской фамилии (среди родственников предательство и осуждение Царя было поголовным), наконец, уязвленный отстранением от высокого поста армейский генерал (все командующие фронтами и флотами были повинны греху цареборчества). Сколько их, присягавших Государю и Наследнику клятвопреступников, взялось потом оправдывать себя. А теперь их заведомую ложь мы именуем «документами эпохи» и верим этой лжи больше, чем свидетельствам людей, оставшихся верными присяге. Дескать, верные царские слуги любили Царскую Семью, были ей обязаны своим благоденствием и из любви и благодарности приукрашивали факты, умалчивая о недостойном. А эти — «свидетели», относившиеся к Государю и Государыне «критически», — высказывают-де «непредвзятые мнения». Но в том-то и дело, что суждения о Государе изменников и предателей, завистников и карьеристов (в большинстве своем масонов, сознательных участников заговора против Самодержавия в России) — самые что ни на есть предвзятые, они высказываются лишь с одной целью: переложить на Царя вину за собственные грехи перед Богом и перед Родиной.

Древнее православное правило «прежде смерти не блажи никого» только сейчас дозволяет оценить низость измены и клеветы этих свидетелей. Смерть грешников люта. Это псаломское слово свято исполнилось надо всеми, преступившими Царскую присягу.

Уже в 1918 году погиб генерал-предатель Рузский. Масон, он вскоре после Февральской революции похвалялся в газетных интервью своим деятельным участием в свержении Царя. Нераскаявшийся изменник, Рузский умер страшной смертью: изрубленный в куски красногвардейцами, полуживым зарыт в землю на кладбище Пятигорска.

Начальник штаба Верховного главнокомандующего генерал-изменник Алексеев, тот, что собирал от командующих фронтами согласие на переворот, что составлял текст «манифеста» об отречении и затем, когда Государь прибыл в Ставку, арестовал Его, тот самый Алексеев, терзаемый безуспешностью попыток создать боеспособную Добровольческую Армию, выпрашивавший по копейке деньги на ее оснащение, безрезультатно пытавшийся собрать в кулак бывших генералов Царской Армии, умер мучительной смертью от болезни почек в том же 1918 году.

Генерал-предатель Корнилов, назначенный февралистами на должность командующего Петроградским военным округом и собственноручно наградивший унтер-офицера Кирпичникова Георгиевским крестом за убийство офицера, и провозглашавший в штабе Верховного главнокомандующего, что «русскому солдату нужно все простить, поняв его восторг по случаю падения царизма и самодержавия» (Воейков В. Н. С Царем и без Царя. Воспоминания последнего дворцового коменданта Государя Императора Николая II. — М., 1994), он взял на себя дерзость арестовать в Царском Селе Семью Государя и, главное, Наследника Престола, которому, как и Царю, присягал на верность. Корнилов тоже погиб в 1918 году.

Адмирал Колчак и адмирал Непенин, командующие Черноморским и Балтийским флотами, как изменники присяги погибли страшно. Непенин, еще до всякого алексеевского опроса главнокомандующих славший в Ставку телеграммы о том, что «нет никакой возможности противостоять требованиям Временного комитета», был убит восставшими матросами в 1917 году Колчак избежал этой участи только потому, что сбежал, бросив флот, в Петроград, а затем в Америку — учить американцев «морской минной войне». Вскоре, вернувшись в Россию, он пытался возглавить белое сопротивление в Сибири, провозгласил себя Верховным Правителем и, уже «на своей шкуре» испытав горечь измены, был выдан своими же соратниками и расстрелян в 1920 году.

В том же 1920 году умер от тифа генерал Н.И. Иванов, тот, что намеренно не выполнил приказа Государя о приведении гвардейских полков в бунтующий Петроград усмирить разбушевавшуюся чернь. Спустя неделю после «отречения» Государя Иванов поспешил заверить Гучкова в «своей готовности служить и впредь отечеству, ныне усугубляемой сознанием и ожиданием тех благ, которые может дать новый государственный строй».

Карающая десница Божия не миновала и членов Императорской фамилии, в безумстве зависти и в масонском раболепстве подготовлявших революцию своими интригами. Великие князья Михайловичи, Николай и Сергей, расстреляны, один — в Петропавловской крепости, другой — в Алапаевске. Николай Михайлович, активный масон, обратившийся к Государю с письмом, в котором требовал (что за обыкновение было у подданных Его Величества — требовать!): «огради Себя от постоянных систематических вмешательств этих нашептываний через любимую Твою Супругу» (там же), за свою откровенно антимонархическую деятельность был выслан Государем в имение. Сергей же Михайлович уже после свержения Императора, нисколько ему не сочувствовавший, пишет в письме своему революционно настроенному брату: «Самая сенсационная новость — это отправление полковника (это об Императоре!) со всею семьею в Сибирь. Считаю, что это очень опасный шаг правительства — теперь проснутся все реакционные силы и сделают из него мученика…» (там же). Клятвопреступление, которое братья совершили, отрекшись от присяги, приносимой каждым членом Императорского Дома перед Крестом и Св. Евангелием на верность Царствующему Императору и Его Наследнику, могло ли остаться неотмщенным?

И великий князь Павел Александрович, расстрелянный в 1918 году в Петропавловской крепости, внешне бывший столь преданным Царской Семье, ведь это его Государыня призывала для помощи во всех трудных вопросах во время последнего пребывания Императора в Ставке, также был сознательным изменником Трона. Именно у Павла во дворце, с его участием и участием начальника и юрисконсульта канцелярии Дворцового Коменданта 25 февраля был составлен проект конституции Российской Империи. И уже 21 марта 1917 года в петербургской газете «Новое время» было помещено письмо Павла Александровича, где он «преклонялся» перед «волей русского народа», «всецело присоединяясь к Временному правительству» (там же).

Череда главных изменников скоро сошла в могилу. А мы все перебираем оставшиеся от них мемуарные листки лжи, которыми они пытались обелить себя.

У Анны Ахматовой есть стихотворение «Наследница», посвященное Царской Семье, — единственное у нее, ровесницы старших царских Дочерей, жившей в одно время с ними в Царском Селе и даже ходившей в ту же гимназию, где великих княжон Ольгу и Татьяну обучали ставить физические и химические опыты. Имена святых Царственных мучеников в стихотворении не упоминаются, но мы понимаем, что эти слова об отречении от Них: