Естественно, что в подобной ситуации, когда докладывается очередная информация подобного типа, любой руководитель уровня Сталина просто-таки обязан отнестись не столько с определенным недоверием к ее содержанию, сколько потребовать от разведки еще и еще раз все проверить и перепроверить. Иначе (было) нельзя. Война ведь не шутка. А Гитлер, надо сказать, тем и отличался, что был склонен к постоянному перенесению сроков своих агрессивных действий. Например, сроки нападения на Францию изменялись аж целых 38 раз!

Тем не менее под 50-летие нашей Великой Победы появилась более чем странная, если не сказать покрепче, с применением знаменитого «загиба» Петра Великого, байка о том, что-де на одной из информации разведки о готовящемся нападении Германии на СССР Сталин, видите ли, накатал матерную резолюцию. Речь идёт о якобы начертанной Сталиным матерной резолюции на совершенно секретной записке № 2279/ М от 17 июня 1941 г. наркома госбезопасности В. Н. Меркулова с агентурным сообщением о готовности Германии напасть на СССР с указанием объектов бомбардировок и о назначении начальников военно-хозяйственных управлений на будущей оккупированной советской территории[31].

Между тем покойный предвоенный начальник разведки Лубянки П. М. Фитин ещё при жизни описывал это же событие в следующем виде (дело в том, что, ознакомившись с этим спецсообщением, Сталин тут же вызвал к себе и Меркулова, и Фитина): «В кабинете Сталин был один. Когда мы вошли, он сразу обратился ко мне: „Начальник разведки, не надо пересказывать спецсообщение, я внимательно его прочитал. Доложите, что за источники это сообщают, где они работают, их надежность и какие у них есть возможности для получения столь секретных сведений“. Я подробно рассказал об источниках информации. Сталин ходил по кабинету и задавал различные уточняющие вопросы, на которые я отвечал. Потом он долго ходил по кабинету, курил трубку, что-то обдумывал, а мы с Меркуловым стояли у дверей. Затем, обратившись ко мне, он сказал: „Вот что, начальник разведки, нет немцев, кроме Вильгельма Пика[32], которым можно верить. Ясно?“ Я ответил: „Ясно, товарищ Сталин“. Далее он сказал нам: „Идите, всё уточните, ещё раз перепроверьте эти сведения и доложите мне“». В чём из вышеприведенного со слов непосредственного предвоенного начальника разведки Лубянки П. М. Фитина следует усматривать хотя бы тень намёка на матерную резолюцию Сталина?! Нет даже иллюзорной тени намека на какую-либо тень намёка!

Абсолютно идентично этот же случай описан и в примечаниях к записке № 2279/М от 17.06.1941 (её), опубликованных на с. 232–233 превосходного сборника документов спецслужб под названием «Секреты Гитлера на столе у Сталина» (М., 1995). Но ничего подобного даже там нет! А ведь это издание ценно тем, что оно было осуществлено, во-первых, издательством объединения «Мосгорархив», то есть высокими профессионалами именно в архивном деле. При публикации важнейших архивных документов, тем более относящихся к высшей политике, архивные работники тщательно указывают все иные надписи, резолюции и пометки на документах. Однако в этом случае они ничего не указали. Во-вторых, в 1995 г., когда, казалось бы, ничто и никто не смогли бы помешать публикации чего-либо очерняющего Сталина. В-третьих, публикация была осуществлена с прямой ссылкой на архив ЦА ФСБ.

Если бы матерная резолюция действительно имела место тогда, 17 июня 1941 г., то, по крайней мере, о ней сообщили бы составители «Очерков истории российской внешней разведки» (Том 3). Ведь он-то выходил из печати в 1997 г., когда также никто и ничто не мешали публиковать что-либо очерняющее Сталина. Но и в этом солидном издании под редакцией академика Е. М. Примакова также нет даже иллюзорной тени намека на какую-либо тень намека на матерную резолюцию. Абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах ныне покойной выдающейся советской разведчицы Зои Ивановны Воскресенской, которая лично готовила этот документ для доклада Сталину. Также абсолютно ничего на эту тему нет и в мемуарах ее покойного предвоенного начальника в разведке, такого же выдающегося аса советской разведки П. А. Судоплатова. Причем, заметьте, этого нет в двух прижизненных изданиях его мемуаров — «Разведка и Кремль» (М., 1996) и «Спецоперации. Лубянка и Кремль. 1930–1950 годы» (М., 1996). Судоплатов, кстати говоря, абсолютно идентично вышеописанному излагает суть произошедшего в Кремле 17 июня, случайно, что, конечно же, простительно за давностью лет, сдвинув это событие на день ранее — на 16 июня. Любопытно, что в своих мемуарах Судоплатов мимоходом «врезал» и по другим аналогичным, донельзя лживым байкам об отношении высшего советского руководства к тревожной разведывательной информации. Как видите, ни один из непосредственно соприкасавшихся с этим фактом авторитетных источников не приводит абсолютно ничего, чтобы хоть как-то, хоть за уши притянуть да насильно подтвердить или, по меньшей мере, оправдоподобить якобы имевший место случай с матерной резолюцией.

Уже в наше время авторитетное издание — «Независимое военное обозрение» — в № 46 от 28 декабря 2007 г. опубликовало прекрасную статью по случаю 100-летия со дня рождения начальника советской внешней разведки накануне и во время войны, генерала Павла Михайловича Фитина. Так вот, автор это статьи — ведущий эксперт Кабинета истории внешней разведки СВР РФ Владимир Сергеевич Антонов — не обошел вниманием этот «известный случай». Более того. Описал его практически так, как было указано выше. А единственную итоговую реакцию Сталина на доклад разведки привел в следующей форме: «Дезинформация! Можете быть свободны…»

* * *

Как это и так понятно, итогового резюме Сталина Антонов сам слышать не мог. Просто как ведущий эксперт Кабинета истории внешней разведки он в данном случае отдал дань многолетней «традиции» — хоть как-то, но «лягнуть» Сталина. Между тем, «лягать»-то не за что. Все действия Сталина лишь тогда становятся полностью понятными, когда в прокрустово ложе исторической объективности уложены все данные разведки и дипломатии. Так вот, если это сделать, а сделать это очень легко, то увидим следующее. Доклад состоялся 17 июня. А накануне от советского посла в Германии Деканозова, а также из других резидентур поступило интересное сообщение. Оказалось, что ещё 15 июня 1941 г. германский МИД дал указание послам Третьего рейха в Риме, Токио и Будапеште довести до сведения соответствующих правительств, что Германия намерена «самое позднее в начале июля внести полную ясность в германо-советские отношения и при этом предъявить определенные требования». Это была дезинформационная акция Риббентропа, но в тот момент Москве об этом еще не было известно.

На глазах у Сталина произошло столкновение двух важнейших информации — информации разведки о грядущем в самые ближайшие дни нападении и информации посла о возможных переговорах. Стремясь любым способом оттянуть время вооруженного столкновения, Сталин в тот момент оказался склонен воспринять в первую очередь информацию посла. Почему?! А вот это уже не простой вопрос. Дело в том, что упомянутое выше указание германского МИДа (точнее, лично Риббентропа) слегка подыгрывало некоторым советским зондажным шагам. Дело в том, что по указанию Москвы еще 8 июня посол СССР в Румынии А. И. Лаврентьев во всеуслышание заявил, что войны, скорее всего, не будет, а будут переговоры, которые, однако, могут сорваться, если немцы выдвинут неприемлемые условия. Это был тонкий намек Берлину сесть наконец-то за стол переговоров. Через несколько дней в беседе с японским послом в СССР такой же намек сделал и Молотов, заявив попутно, что «не верит в принципиальное изменение германо-советских отношений».